Книга Шелепин - Леонид Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весной 1947-го Сталин прислал на Украину первым секретарем Лазаря Кагановича. Первого секретаря республиканского ЦК комсомола Василия Костенко и второго секретаря Петра Тронько обвинили в притуплении политической бдительности и отправили в Москву учиться. Каганович ценил энергичных людей и поставил Семичастного во главе республиканского комсомола. На эту должность предлагали более опытного работника и с высшим образованием. Но Каганович категорически воспротивился:
– Во главе комсомола Украины должен быть украинец.
Лазарь Моисеевич в том же году вернулся в Москву, и хозяином республики опять стал Хрущев. Никита Сергеевич очень хорошо относился к Семичастному, считал молодого человека своим выдвиженцем. Сам Семичастный говорил, что «наши отношения можно было сравнить с отношениями отца и сына».
Хрущев спас Семичастного, когда выяснилось, что брат первого секретаря ЦК комсомола Украины осужден на двадцать пять лет. Борис Семичастный попал в немецкий плен, а после войны отправился в Сибирь, поскольку чекистам доложили о его «сотрудничестве с немцами».
Владимира Ефимовича вызвали в Москву. Второй секретарь ЦК ВЛКСМ Всеволод Иванов объяснил Семичастному, что таким, как он, нечего делать в комсомоле. Но в Киеве Хрущев твердо сказал:
– Не тревожься и спокойно работай.
Когда Семичастный уже позже заведовал отделом ЦК КПСС, то попросил принести его собственное дело. В нем лежало адресованное Сталину письмо, в котором Никита Сергеевич ручался за своего комсомольского секретаря.
Семичастный рассказывал, как он еще на Украине однажды позвонил Хрущеву, попросился на прием, а тот ответил:
– Приходи. Я буду министров принимать, а ты посиди.
Никита Сергеевич вызывал одного, другого, третьего.
Между делом спрашивал Семичастного:
– А ты что думаешь по этому поводу? Твое какое мнение?
Он изучал комсомольского секретаря, хотел понять, на что молодой человек способен. Хрущев распорядился, чтобы в аппарате ЦК Украины ни одного вопроса, который касается комсомола, без Семичастного не решали. Но работать с Никитой Сергеевичем было не просто. Однажды Семичастный пришел к Хрущеву с большим количеством накопившихся проблем. А у первого секретаря настроение было отвратительное. Что бы комсомольский лидер ни предложил, тот все отвергал. Как же быть? Наконец Хрущев смилостивился и объяснил:
– Меня разозлили, я на тебе срываюсь. А ты все равно старайся меня убедить. Учись это делать.
И Семичастный научился. Поэтому Хрущев, перебравшись в Москву, позаботился о том, чтобы Семичастного тоже перевели в столицу.
Впрочем, хорошие отношения с одним из членов политбюро не спасали от неприятностей. Летом 1952 года на XV летних Олимпийских играх в Хельсинки советская команда выступила очень удачно. Но в Москве ожидали полной победы. Однако проигрыш футболистов, поражение конников и то, что первое место пришлось поделить с американской командой, Сталин и политбюро восприняли крайне болезненно.
Владимир Ефимович рассказывал:
– Мы с Шелепиным были в Хельсинки на Олимпийских играх. Когда вернулись, нас сразу повезли в Кремль. Там сидят хмурые Маленков, Берия, Каганович и Суслов. И прорабатывали они нас с десяти вечера до шести утра. Главным обвинением был, конечно, проигрыш в футбол югославам. Ведь Сталин футболистам телеграмму послал, надеялся, что победим. Мы с югославами были тогда на ножах, так что эта игра была не спортивная, а политическая. Команду ЦСКА за проигрыш разогнали. И нам Берия так зловеще говорит: «Вас, наверное, не туда доставили…»
Мы еще из Хельсинки дали шифровку, что опередили американцев по очкам. А в последний момент американцы подали протест по итогам соревнований по пулевой стрельбе, протест удовлетворили. И получилось, что мы не выиграли у американцев, а только сравнялись. Нам это поставили в упрек: «Как вы могли обмануть товарища Сталина?!» Потом Маленков сходил к Сталину, вернулся успокоенный: «Товарищ Сталин сказал, что неплохо выступили, но некоторые виды спорта надо подтянуть». И нас отпустили…
Руководил Всесоюзным комитетом по делам физической культуры и спорта Николай Николаевич Романов, бывший второй секретарь ЦК комсомола. Шелепин по должности являлся членом комитета. Во время Олимпийских игр 1952 года Шелепин был заместителем Романова по политической линии. Романова наказали тем, что не утвердили руководителем Спорткомитета, оставили исполняющим обязанности председателя.
Шелепин в декабре того же года передал Маленкову записку с просьбой освободить его от обязанностей члена Комитета по делам физической культуры и спорта при Совете министров СССР и утвердить в этой должности Семичастного. Через две недели замену утвердило правительство.
5 октября 1952 года, в воскресенье, открылся Х1Х съезд партии. Это был последний съезд при Сталине и первый, на котором присутствовал Александр Шелепин.
«Со своего места я мог рассмотреть Сталина до мельчайших подробностей, – рассказывал украинский партийный работник Александр Ляшко, в будущем секретарь ЦК компартии республики. – На страницах газет и журналов все привыкли видеть его проникновенный взгляд на моложавом лице, гордую осанку. Я же обратил внимание на заметно обрюзгшую физиономию Сталина с явно проступающими на ней оспенными пятнами. Сквозь припорошенные сединой поредевшие волосы просвечивалась красноватая кожа головы».
Вступительную речь на съезде произнес Вячеслав Михайлович Молотов. Он закончил ее здравицей Сталину.
«Начались овации, – вспоминал Александр Ляшко. – Лишь только шквал аплодисментов стал стихать, как из разных концов зала раздавались новые прославления вождя. Слева от украинской делегации звучал хорошо поставленный красивый баритон. Я повернул голову и сразу же узнал Николая Черкасова, именитого артиста, лауреата нескольких Сталинских премий. Он с поднятой рукой, точь-в-точь как его герой Александр Невский в одноименном кинофильме, провозглашал все новые слова любви и верности вождю».
Сталину было почти семьдесят четыре года, он чувствовал себя слабым, отказался делать основной доклад и ограничился небольшой речью. С отчетным докладом выступил Георгий Максимилианович Маленков. Он был одновременно и секретарем ЦК, и заместителем председателя Совета министров, ведал всеми организационными делами, держал в руках партийно-государственную канцелярию и воспринимался как самый близкий к Сталину человек, как заместитель вождя.
«Во время доклада Маленкова, – вспоминал присутствовавший на съезде Михаил Иванович Халдеев, тогда первый секретарь Московского горкома комсомола, – Сталин встал и пошел – тихо, медленно – к правой трибуне, где находились иностранные гости. Сталин подошел к Морису Торезу, лидеру французской компартии, после чего вернулся на свое место. Прошло минут десять – он опять поднялся, подошел к Долорес Ибаррури, возглавлявшей тогда испанскую компартию».
Х1Х съезд был на редкость скучным и запомнился, пожалуй, только тем, что Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков) переименовали в Коммунистическую партию Советского Союза, а политбюро ЦК – в президиум ЦК.