Книга Тайны ветра. Книга 1. Маяк чудес - Нелли Мартова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аллегра внутри меня проснулась и радостно запела: «Ты же больше всего на свете хотела сделать маму свободной от контракта!»
– Какая теперь разница… Стоит ли вообще говорить о контракте, если я больше не чувствую себя скрапбукером?
Я задумалась.
– Мам, а у тебя всегда в альбоме был Скраповик? С самого начала?
Мама молча кивнула.
– Может быть, если вернуть его назад…
Я не договорила, потому что поняла: мама уже думала об этом. Перед открыткой со Скраповиком лежала дорогая конфета в элегантной золотистой обертке. Больше всего на свете вредный клоун любил шоколадные конфеты. Впрочем, характер у него был такой противный, что мама старалась угощать его как можно реже, потому что это был единственный способ хоть как-то повлиять на него. Иногда я баловала его сама тайком – приклеивала на старые страницы альбома обертки от самых вкусных конфет. Все-таки мы с ним были в некотором роде друзьями.
– Потом появилась Ша. Я не хотела открывать дверь… но она сразу сказала: «Я могу вернуть вам то, что вы потеряли», – произнесла мама.
– Ух, я этой Ше руки повыдергаю, когда доберусь до нее, – пробурчала я.
– Я спросила ее, имеет ли она в виду поток, мою связь с Меркабуром. Тогда она рассмеялась и спросила: «Разве это самое важное из того, что вы потеряли?» Я растерялась, и тогда Ша сказала…
Мама замолчала. Ее рука судорожно сжимала кулон.
– Что она сказала? Мам, не молчи!
На мамином лице отразилось выражение беспомощности.
– Инга, я не помню, – жалобно сказала она. – Я точно не помню. Кажется, она сказала что-то про птиц. Она обещала запереть моих птиц, или что-то вроде того. Но я очень хорошо помню, как на меня вдруг с новой силой нахлынули все эти жуткие мысли, которые последнее время не давали мне покоя. И я подумала, что она права: то, о чем она говорит, – именно то, чего мне так не хватает. У меня нашлись силы только кивнуть ей. И тогда она дала мне эту вещь. Такая же штука болталась у нее на шее. Она как-то назвала ее… я не запомнила. Сказала, что это прибор, который мне поможет.
– А что она потребовала взамен?
– Ничего. Она сказала, что это подарок.
– И она ушла? И ты ее просто так отпустила? Даже не спросила ничего? Откуда это, зачем, кто ее прислал? – У меня мозг готов был взорваться от вопросов.
– Инга, ты можешь себе представить, каково это, если ты вдруг останешься без потока?
– Могу. – Я надулась. – Жила я как-то без него предыдущие двадцать восемь лет. Это еще не повод брать в руки всякую гадость!
– А она живая, эта штука, – задумчиво сказала мама. – Поначалу мне показалось, что она очень меркабурская. Я как взяла ее, так и забыла про все на свете. Даже не заметила, как Ша ушла.
– И квартиру можно было замечательно обчистить, а потом спалить вместе с тобой.
Мама раскрыла ладонь и установилась на круглую штуковину со странным выражением лица. Так смотрит ребенок на дорогую игрушку, которую ему никогда не купят.
– Мама! Мам, посмотри на меня.
В ее глазах накопилась усталость. Слишком много усталости.
– Инга, это подделка. Я забыла, как называется эта штука, но поток в ней – не настоящий. И он сводит меня с ума.
– Как это – не настоящий?
– Это очень тонкое ощущение. Едва заметное. Если тебе подсунут что-то подобное, ты не сможешь отличить.
Вот опять она меня носом ткнула в мою скрапбукерскую несостоятельность. Ну как так можно с родной дочерью? «Она просто очень за тебя беспокоится», – шепнула Аллегра.
Мама снова спрятала кулон в обеих ладонях и прикрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то.
– Эту штуку надо выкинуть или сломать, – твердо сказала я. – Это я тебе заявляю безо всяких там ощущений. Давай ее закопаем или в речке утопим. А еще лучше, подложим под асфальтовый каток.
– А завтра придет кто-нибудь еще с другой такой же штукой. Нет, Инга. – Мама упрямо покачала головой. – Надо разобраться, что это. Я попробую потихоньку, очень осторожно. Мне кажется, что я справлюсь. А тебе надо пока исчезнуть. Я не хочу, чтобы такие, как Ша, до тебя добрались.
Это уже было больше похоже на мою маму – она готова была действовать.
– Ты правда считаешь, что так будет лучше?
– Поверь моему опыту. – Она улыбнулась сквозь силу, и у меня на душе сразу стало как-то легче.
– И куда ты мне предлагаешь поехать? Махнуть в Турцию по горящей путевке и прохлаждаться на пляже, пока тут вокруг тебя и Софьи будут шастать подозрительные серые личности?
– Инга, тебе надо не уехать, а исчезнуть. – В глазах у мамы мелькнули искорки, и я вздохнула с облегчением: вот это уже моя самая настоящая, родная мама.
– Рассказывай, – с пониманием дела кивнула я, чувствуя, что сейчас она мне выдаст нечто сногсшибательное.
– Тебе нужно найти безопасное место. Если с тобой случится то же, что и со мной, ты не сможешь мне помочь. Как найти такое место, я, кажется, знаю. – Мама потрепала кончик уха и добавила: – Я вот думаю: отдать тебе открытку со Скраповиком, или она может понадобиться мне здесь?
Тон ее стал обычным, деловитым, как будто просила меня подобрать помаду к новому костюму.
– Мам, а ты же мне так и не рассказала, откуда она взялась? Эта открытка?
– А, это… – Она нахмурилась и потерла кончик уха. – Слушай, я не могу вспомнить. Я забыла…
В конце концов, мы решили, что открытка останется у мамы. Я собиралась принять ванну, перекусить, привести в порядок кошек и попрощаться с папой перед тем, как «исчезнуть», но, как говорится, скрапбукер предполагает, а Меркабур располагает.
Родители живут на первом этаже, и я с детства привыкла, что прохожие иногда посматривают в наши окна, но, чтобы кто-то пытался специально заглянуть в комнату – такое бывало редко. Обычно у нас всегда задернуты легкие занавески. Когда мама вышла из кухни, все еще пряча кулон в обеих ладонях, я повернулась к окну и опешила от неожиданности. За окном торчали какие-то физиономии, прилепив к стеклу лист бумаги. Я отдернула шторку с самым решительным намерением прогнать их, но слова застряли у меня в горле.
Подозрительных личностей за окном было трое. Три разные фигуры в одинаковых серых халатах: одна высокая, тощая и лохматая, другая – низенькая с коротким ежиком волос, третья – с волосами, уложенными в косу, – среднего роста и той степени полноты, которая делает женщину уютной, но не уродливой. Высокая расплющила нос о стекло, маленькая и курносая задирала подбородок и вытягивала шею, та, что с косичкой, таращила на меня глаза цвета миндаля.
Первое впечатление оказалось ошибочным: к стеклу они прижимали не одну открытку, а три, которые вместе составляли общую картину. Я еще сначала подумала, чего это они все трое вцепились в одну карточку. Когда я в нее вгляделась, меня мороз по коже пробрал. «Кристофоро Коломбо», – пробормотала я. В завораживающем кольце на открытке соединились птицы, убивающие друг друга. Цапля острым клювом насквозь протыкала грудь орла, распахнувшего крылья, по его оперению струилась кровь. Орел сидел на голове у пингвина, вцепившись когтями тому в глаза. У пингвина из-под крылышек тянулись рукоподобные конечности, покрытые перьями, которые откручивали цапле голову. Наметанный глаз успел отметить скраперские детали: складки tissue paper[6] мастерски передавали фактуру оперения орла, в рисунке цапли удачно сочетались штампы и нежная акварель, объемный силуэт пингвина выдавал хорошего специалиста по эмбоссингу[7], а нелепый школьный воротничок у него на шее был выполнен из тончайших кружев.