Книга Кукареку. Мистические рассказы - Исаак Башевис Зингер

– А у тебя, Трайнэ, все еще покалывает под ложечкой? И только после обеда?

– Пешэ-Бейлэ, – спросила она другую, – ту кофточку с китовым усом, что я тебе подарила, – ты ее еще носишь?

– А ты, Ривке-Гутэ, как твоя язвочка на левой груди, не прошла?

Симэлэ даже начала добродушно подтрунивать над дочерьми реб Зораха:

– Ну что, все еще не переносишь запаха редьки? – спросила у средней. А младшей напомнила:

– А помнишь, как я водила тебя к доктору Палецкому и ты испугалась зайца?

Она помогла и женщинам вспомнить, кто какие слова над ней говорил, когда ее обмывали, а потом хоронили. И опять повторила, что безутешная тоска по ней мужа не давала костям ее успокоиться, и тогда Тот, Кто правит миром живых, смилостивился над Зорахом и возвратил ему душу любимой супруги. Симэлэ не без некоторой торжественности заявила, что умрет сразу же после смерти реб Зораха, ибо собственные ее годы уже, как известно, вышли, и живет она теперь только ради него. Это предсказание или, может быть, обещание очень всех тогда удивило: невозможно представить себе, чтобы юное такое создание пожелало уйти из жизни вместе со стариком.

Ожидалось, что разбирательство этого дела продлится несколько дней, однако все очень скоро убедились и в один голос заключили, что да, Симэлэ – истинная Эстер-Крейндл. Даже кошка в ней признала хозяйку – едва Симэлэ переступила порог дома, как она бросилась ей в ноги и начала тереться головой, тоскливо при этом мяуча. Служанки Эстер-Крейндл обнимали Симэлэ, целовали ее. Дочери, кроме, конечно, заупрямившейся Бинэ-Ходл, тоже бросились ей на грудь, рыдая и называя ее мамой. Сын смеялся и плакал, всячески выказывал ей почтительность. Внуки целовали у бабушки руки, а она раздавала им сладкие коврижки и орехи. И все-таки некоторые, и прежде всего Бинэ-Ходл, настаивали на своем: эта Симэлэ – лгунья, мошенница, или же дьявол вселился в нее и являет нам свои черные чары. Но их отругали, не особенно выбирая слова, даже чуть не поколотили. А реб Зорах Липовэр тут же назначил, посоветовавшись с Мэйер-Зислом, день свадьбы.

6

Свадьбу сыграли шумную. Ведь душа – душа Эстер-Крейндл, но тело-то, плоть – девичья! После свадьбы семейство Мэйер-Зисла перебралось в Замосьц, реб Зорах Липовэр обо всем позаботился, отдал им во владение дом, а самого Мэйер-Зисла сделал своим посредником в торговых операциях с помещиками. Дети Мэйер-Зисла, еще недавно жестоко и злобно издевавшиеся над Симэлэ, являлись к ней теперь раз в неделю пожелать доброй субботы, а она угощала их вином и миндальными хлебцами. Впрочем, самоё имя Симэлэ было сразу забыто. Даже Рейцэ называла ее не иначе как Эстер-Крейндл. Самой Эстер-Крейндл, когда она умерла, было уже за шестьдесят, и поэтому с Рейцэ она обращалась теперь так, словно это была ее дочь. Чудно было слышать, как она говорит ей «детка», «дитя мое», дает советы по кухне или насчет того, какую вещь как лучше связать, или вовсе наставляет ее в делах воспитания детей – в духе уважения к старшим. Мэйер-Зисл стал у нее своим человеком, можно сказать – незаменимым, поскольку она, подобно первой Эстер-Крейндл, занялась торговлей, и ни одной сделки реб Зорах не заключал без нее.

Вторую Эстер-Крейндл, как в свое время и первую, весьма почитали, постоянно просили то невесту сопроводить в синагогу, то сделать что-нибудь такое, для чего требовался ее большой опыт и авторитет. Люди думали, что она, выйдя замуж, тут же примется рожать детей, но вот прошел год, другой, третий, а она все не беременела. И еще замечать стали: возвернувшаяся на свет Эстер-Крейндл как-то слишком уж быстро старится, и это, конечно, истолковывалось в том смысле, что правы те, кто сразу поверил Симэлэ. Она вся раздалась, располнела, на шее появились морщины и складки, одеваться она стала в какие-то старомодные жупицы с фалдами и шлейфами, в шубы с высокими плечиками. Молодухи попробовали было с ней сблизиться, подружиться, но она сразу же дала им понять, что они ей неровня и не сверстницы. И даже стала надевать, когда к месту, гзэйрэ-копку[76] с вуалью.

Вообще-то не принято как-то, чтобы молодые женщины ходили молиться в вайбэршул[77] всякий день. Новоявленная Эстер-Крейндл каждое утро туда направлялась, в руках держа сидэр и тхинэс[78]. На рошхойдэш[79], в канун Йом Кипура она появлялась там вместе с матронами в годах, а в месяц элул и в месяц нисан, в дни, когда по обычаю люди навещают родительские могилы, Эстер-Крейндл вторая, безутешно распластавшись на холмике земли, где лежала первая Эстер-Крейндл, давилась слезами, голосила и просила прощения, а люди вокруг стояли и смотрели, как покойница пришла плакать и молиться с «Майнэ-лошн»[80] в руках над своей же могилой…

Время шло, Зорах Липовэр состарился, здоровьем стал слаб и всю торговлю передал в руки жены: сын его был, как сказано, к делу этому неспособен. Но поскольку женщина – это все-таки женщина, и не может она во всем заменить мужчину, – основная часть сделок легла на плечи вечно бодрого Мэйер-Зисла. Он уволил прислугу и старых работников и нанял в хозяйство новых, молодых. Дело поставил на широкую ногу, и если реб Зорах Липовэр, бывало, кланялся каждому помещику, сгибал спину перед что ни есть завалящим господинчиком, то Мэйер-Зисл сам надел господский кафтан и соболиную шапку, обедал с высокими чинами, пил вино с ними и ходил на охоту. И называли его уже не Мэйер-Зисл, но «господин посессор». Эстер-Крейндл, правда, не раз ему выговаривала: негоже, дескать, еврею так забываться – это вызывает досаду у гойим, да и деньгами сорить не резон. Но Мэйер-Зисл и ухом, бывало, не поведет. Потом перестал заходить к Рейцэ в спальню, а злые языки распустили слух, что вроде шашни завел он с графиней Замойской.

Мэйер-Зисл поздно вставал по утрам, выпивал натощак бокал вина. Люльку только с янтарным курил мундштуком и серебряной крышечкой. Когда пьян бывал – разбрасывал мелкие деньги крестьянам, точно истинный граф. Ездил верхом или усаживался в колэс, в шикарную карету, запряженную в шестерку цугом. Сыновей своих он отправил учиться в Падую. Дочерей повыдавал за магнатских сынков из Богемии. В бэйскнесэс он ходил только на Йомим-нэроим. Как-то раз он повздорил с одним дворецким из-за распутной некой нэкейвы, и оба ушли на луг с пистолетами. И Мэйер-Зисл весьма ловко вогнал тому пулю под дых.

К этому времени Зорах Липовэр лежал уже на смертном одре, а Эстер-Крейндл, не отходя ни на шаг, проводила ночи у его изголовья. Умирал Зорах долго и тяжело, а когда все было кончено, Эстер-Крейндл всем телом упала на мертвого, вцепилась в него и никак не давала убрать. И явившимся из хэврэ-кэдишэ силой, да, силой пришлось ее оттащить.