Книга Юсупов и Распутин - Геннадий Седов

— Давай начистоту, — прерывает молчание отец. — Оставим Зою Стекл. Есть у тебя кто-то на примете?

— Ну, есть же, Феленька! — вмешивается мать. — Мы же не слепые! Давай обсудим все серьезно, решим, как быть. Говори, пожалуйста! Она? Ирина?

— Не знаю… Может, и она.

— Не «может», а она, — волнуясь говорит мать. — Вспомни ваши крымские встречи. Ты же не скрывал, что увлечен. Нарисовал ее, помню.

— Ну, нарисовал, — защищается он. — Она оступилась на прогулке, присела на валун, я попросил ее немного попозировать, набросал что-то в альбоме. Получилось смешно — она смеялась, когда увидела, сказала, что похожа на татарку-служанку у нас в имении…

— Знаешь, кто к ней сватается? — откладывает в сторону пяльцы матушка. — Принц Уэльский Альберт. И другой принц, Христофор греческий.

— Христофор? — округляет он глаза. — Ты уверена?

— Абсолютно. У меня надежные уведомители.

«Надо же, — думает он, лежа ночью в постели, — Христофор!»

Новость ему неприятна. Вообще неприятно, когда хорошенькие барышни выходят за кого-то другого. Всякий раз ощущение, будто кто-то из знакомых бесцеремонно залез тебе в бумажник.

Относился к старшей дочери великого князя Александра Михайловича и сестры государя Ксении Александровны как к другим нравившимся барышням: мила, приятна. Слишком, пожалуй, застенчива. Участвует в разговорах больше глазами, мимикой лица. После давней встречи в Крыму, когда они столкнулись, проезжая мимо друг друга на узкой дороге, а спустя день нескладная застенчивая девочка смеялась, приехав с родителями в Кореиз, его шутке с эмиром Бухары, они виделись урывками: в Подмосковье, где были соседями по имениям, встречаясь на петербургских балах, в морозный солнечный день на катке напротив Зимнего, когда он попросил разрешения у сопровождавшей ее повсюду воспитательницы, давней графини Комаровской, прокатиться с княжной до Ростральной колонны и обратно. Разрешение с улыбкой было дано, они скользили по льду держась за руки, он жал ее пальцы в перчатках, наговорил кучу комплиментов и, кажется, напугал — в ответ она не проронила ни слова.

Наутро после разговора с родителями он перебирал в постели принесенные письма, записки, приглашения. Бросал, пробежав глазами, на пол — ничего привлекательного. Потянул из газетной стопки свежий номер «Нового времени»… Зарубежные телеграммы… Китай накануне восстания. Анна Павлова совершает свое американское турне, никаких недоразумений ни с кем из труппы, по уверению артистки, у нее нет… В состязании за звание чемпиона мира на расстоянии 10 000 и 1 500 метров победил Струнников… Бросился в глаза заголовок: «Свободные нравы». Заметка парижского корреспондента: «Французов занимает прибывшая в Париж чета русского императорского дома: великий князь Александр Михайлович и его супруга, сестра императора Николая Второго Ксения. В то время как великий князь ужинает в Caffe de Paris с любовницей-американкой, великая княгиня всюду появляется с красивым английским джентльменом, имя которого тщательно скрывается»…

«Интересно, — подумал, — Ирина с ними? Или осталась дома?»

В свете не была секретом беспорядочная жизнь ее родителей. Дядя и один из ближайших друзей монарха, великий князь Александр Михайлович, Сандро, как называли его друзья, блестящий морской офицер, приобрел в морских походах богатый мужской опыт в публичных домах. Не менял, женившись на старшей сестре императора Ксении, образа жизни, брал нередко молодую жену в притоны, развратил в конце концов. К рождению последнего, четвертого по счету, сына брак их превратился в пустую формальность: оба развлекались как могли. Были равнодушны, в особенности мать, к замкнутой, с изломанным характером старшей дочери. Уезжая надолго, оставляли ее на попечении воспитательницы, редко писали. Она, кажется, платила им тем же самым…

«Съездить, что ли? — крутилась в голове мысль. — Все одно: планов на утро никаких».

— Иван! — закричал в соседнюю комнату. — Одеваться!

Бывший Воронцовский дворец, принадлежавший Романовым, был в десятке шагов — он добрался до парадного входа за считаные минуты. Позвонил.

«Какого черта я притащился? — успел подумать.

— Милости просим, ваше сиятельство! — показался в проеме привратник.

— Кто дома?

— Их сиятельство госпожа графиня. Прикажете доложить?

Он не успел ответить: наверху парадной лестницы показалась знакомая фигура воспитательницы.

— Милый Феликс Феликсович, — улыбнулась дружелюбно, — как мило с вашей стороны! Вы к княжне?

— Да, если можно.

— Она в саду. Идемте, я вас провожу.

Сидевшая на скамье с книгой в руках Ирина, заметив их, встала в замешательстве. В глазах испуг, точно ее застали за чем-то предосудительным.

Подойдя, он поклонился.

— Не буду вам мешать, — воспитательница направилась к дому. — Захотите чаю, возвращайтесь. Накроем в зимнем саду, там прохладно.

— Вы меня, конечно, не ждали, — начал он с натугой. — Мы не виделись с зимы.

Она промолчала.

— Что вы читаете?

— Лермонтова.

— Что именно?

— «Героя нашего времени».

Он взял у нее из рук раскрытую книгу, глянул: во весь лист — гравюра. Кавалькада всадников переезжает горную речку, Грушницкий придерживает за талию верхоконную княжну Мэри, навстречу кавалькаде с другого берега — Печорин в седле.

— Вам симпатичен Печорин?

Она покачала головой:

— Нисколько.

— Интересно, как бы вы поступили, окажись на месте княжны Мэри?

Она кинула на него взгляд, бледное ее лицо перекосила гримаска.

— Растерзала бы, наверное.

— О, да вы опасное существо! — вскричал он. — А очутись на месте Печорина, допустим, я?

Она пристально смотрела на него из-под полуопущенных ресниц.

— Оставила бы жить. Зоя Стекл моя подруга. Вы ведь на ней женитесь, не правда ли?

«Меня, кажется, ревнуют!»

Ему стало необычайно весело.

— Ни на ком я не женюсь, княжна, останусь холостяком. Или в монахи постригусь.

Она хмыкнула.

— Князь Феликс Юсупов в монашеской рясе…

— В клобуке и с посохом, — продолжил он. — Хотите прогуляться? Погода нынче на редкость.

— Да, хорошо…

День и впрямь выдался замечательный: солнышко греет, легкий ветерок, на небе ни облачка.

Они вышли на набережную, встали у парапета. Величественный город обступал их со всех сторон. С пронзившим бледно-голубой купол неба шпилем Адмиралтейства, мостами над Невой, куполами соборов, дворцами вдоль широких проспектов. Проносились мимо окутанные дымом авто, пролетки с пассажирами, на тротуарах толпы по-летнему одетых людей. Запах духов, газолина, речной прохлады — дыхание северной столицы.