Книга Иван III - Николай Борисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сражение под Ростовом произошло в понедельник 14 мая 1436 года. Накануне церковь праздновала «Неделю о слепом» и вспоминала евангельскую историю о чудесно исцеленном слепце. Для галицкого князя это совпадение оказалось зловещим предзнаменованием. Через неделю после битвы он был ослеплен в московской тюрьме по приказу Василия II (37, 86). Жестокой расправе подверглись и плененные союзники Василия Юрьевича — вятские воеводы Дятел и Семен Жадовский. Первого повесили в Москве, второго отдали на растерзание разъяренной толпе в Переяславле.
Судьба надолго отвернулась от Василия Юрьевича. Проведя десять лет во мраке слепоты и смраде московской темницы, он все же дожил до тех дней, когда его мучитель Василий II сам попал в руки врагов, был ослеплен и сослан в Вологду. Однако и тут радость галичанина была недолгой. Василий II через год вернул себе Москву и великокняжеский престол. Все эти удары судьбы сокрушили некогда могучего и непобедимого старшего Юрьевича. Под 1448 годом летописец сообщает о его кончине, не поясняя, где и при каких обстоятельствах это произошло…
Упрятав мятежника в темницу, Василий II присоединил к своим владениям его бывший удел — города Звенигород и Дмитров с округой. Средний сын Юрия Звенигородского Дмитрий Шемяка был освобожден из-под стражи в Коломне. 13 июня 1436 года он целовал крест на верность Василию II и признал себя его «младшим братом». В тот же день князья скрепили своими печатями текст «докончания». «А где всядешь сам на конь на своего недруга, и мне с тобою поитьти, — клялся Дмитрий Шемяка великому князю. — А где мене пошлешь, и мне поитьти без ослушания. А где пошлешь своих воевод, и мне послати с ними своих воевод» (6, 90). Лишь после этого Дмитрий Шемяка смог вернуться к себе в Углич, где его уже полгода ждала невеста — княжна Софья Дмитриевна Заозерская.
Союзники великого князя в войне с Василием Косым получили награды — прибавления к владениям. Довольные, они разъехались по своим удельным гнездам. Пожар московской усобицы угас на целое десятилетие…
Как могут двое поладить, если один подозревает другого, а тот, в свою очередь, его презирает?
Мятеж галичан нанес тяжелый удар по престижу Москвы как политического центра всей Северо-Восточной Руси. Однако Юрий Звенигородский и его сыновья лишь усугубили те трудности, с которыми столкнулось московское «собирание Руси» в первой трети XV века. Московские земли были опустошены нашествием Едигея в 1408 году; они вновь обезлюдели из-за «великого мора» в последние годы правления Василия I. Близкое соседство могущественной Литвы стало постоянным соблазном для всех недовольных московским первенством. Наконец, существовала проблема харизматического лидера — любимого героя Средневековья. Москве в этот период явно не хватало нового Дмитрия Донского, храброго и удачливого, умевшего где лаской, а где и плахой смирить кичливую знать, способного зажечь толпу своей кипучей энергией и несокрушимой верой. И хотя внутренние распри в Литве и Орде в 1430-е годы на время избавили Москву от угрозы новых нашествий, — необходимость «подтянуть вожжи» и укрепить авторитет великого князя Владимирского была очевидна.
Важнейшей сферой политической борьбы издавна являлась борьба вокруг митрополичьей кафедры. Сильнейшие правители Руси стремились провести на высшую ступень церковной иерархии своего человека. На избрание того или иного кандидата часто оказывали влияние Литва и Орда. Константинопольский патриарх принимал окончательное решение лишь после тщательного учета всех «плюсов» и «минусов» каждого из кандидатов.
После кончины митрополита Фотия 2 июля 1431 года москвичи, по некоторым сведениям, безуспешно пытались провести на кафедру своего кандидата — рязанского епископа Иону (44, 89). Главой Православной Церкви в Литве стал Герасим — ставленник великого князя Литовского Свидригайло, занимавший прежде смоленскую епископскую кафедру. О его приезде на Русь в 1434 году псковская летопись сообщает в следующих примечательных словах: «Того же лета Герасим владыка, на осень, приеха из Царя-града от патриярха поставлен митрополитом на Рускую землю, и приеха в Смоленск. А на Москву не поеха, зане князи руския воюются и секутся о княжении великом на Рускои земли» (40, 42). Последнее объяснение выглядит малоубедительно: во-первых, литовские князья «воевали и секлись» в те годы ничуть не меньше, чем московские, а во-вторых, Герасим как архипастырь обязан был выступить в роли миротворца, как это обычно делал его предшественник, митрополит Фотий. Единственной веской причиной, по которой Герасим не ехал в Северо-Восточную Русь, могло быть лишь то, что в Москве его считали митрополитом Литовским, то есть раскольником, не имевшим здесь никаких канонических прав.
(Существует мнение, что в Москве в те годы мало интересовались церковными делами, не проявляли инициативы и готовы были принять любого, кого присылали из Константинополя. Даже возвращение Исидора из Италии в новом качестве митрополита-униата было встречено в Москве с полным равнодушием (115, 104–107). В основе этих представлений лежит достаточно спорная и субъективная трактовка источников.)
Карьера литовского митрополита Герасима была недолгой. Великое княжество Литовское страдало тогда от столь же губительной внутренней смуты, что и Северо-Восточная Русь. Против великого князя Свидригайло выступил его двоюродный брат Сигизмунд. Соперничество Гедиминовичей было окрашено средневековой жестокостью. Заподозрив митрополита Герасима в какой-то «измене», Свидригайло в июне 1435 года приказал сжечь его на костре. Такого еще не знала история Русской Церкви…
Главой всей Русской Церкви в Константинополе был назначен грек Исидор — ревностный сторонник соединения православной и католической церкви. Ценой церковной унии греки надеялись получить военную помощь от католических государей. Обстановка требовала срочных и чрезвычайных мер: турки-османы стояли уже у самых ворот Константинополя.
Митрополит Исидор торжественно въехал в Москву 2 апреля 1437 года — во вторник на Святой неделе. Спустя всего пять месяцев он отправился в сопровождении большой свиты из духовных лиц на церковный собор в Италию. Вернулся Исидор в Москву только 19 марта 1441 года. Но через несколько дней митрополит-униат по приказу великого князя Василия II был взят под стражу. Вскоре ему дали возможность бежать из Москвы, а затем и из русских земель. Таким образом в период с 1431 по 1448 год (когда собором русских епископов был поставлен первый автокефальный митрополит Иона) русские земли вообще не имели высшей церковной власти — важного фактора политической стабильности. А между тем молодой великий князь Василий II, как никто другой, нуждался в мудрых советах старца-митрополита. Его собственные решения часто отмечены были печатью поспешности и недальновидности. Одним из таких решений стал закончившийся катастрофой «белевский поход» московского войска…
Примирившись с галицкими братьями Юрьевичами, Василий II на следующий год решил на деле испытать их лояльность. Поводом для этого стала война против ордынского «царя» Улу-Мухаммеда. Низложенный своим дядей и соперником ханом Сеид-Ахмедом, внук грозного Тохтамыша с небольшим отрядом осенью 1437 года обосновался в верховьях Оки. Местные «верховские» князья находились в двойной вассальной зависимости: от Литвы и от Москвы. Вторжение татар в их владения не представляло особой опасности для Москвы. Однако Василий II все же собрал большое войско и послал его против Улу-Мухаммеда. Между тем именно этот хан в 1432 году решил спор между Василием II и Юрием Звенигородским в пользу Василия. Теперь московский князь предпочитал об этом не вспоминать…