Книга Последнее правило - Джоди Пиколт

Я представлял Селму Фрек. Ее сиделка в доме престарелых рассказала, что Селма выбрала меня по справочнику «Золотые страницы» благодаря объявлению: «Господин Оливер О. Бонд, — гласило оно, графически напоминая 007 Джеймса Бонда, но только мои инициалы ООБ. — Если вам нужен адвокат, звоните не раздумывая».

— Благодарю, — ответил я. — Сам придумал.

Сиделка лишь недоуменно смотрела на меня.

— Ей понравилось, что оно набрано крупными буквами: она смогла прочесть сама. У большинства адвокатов шрифт слишком мелкий.

Несмотря на то что Буф Уингз требовал, чтобы страховка Селмы покрыла его издержки на лечение, в мою пользу говорили два факта:

1. Запутанные аргументы Буфа Уингза состояли в том, что Селма обязана нести ответственность, даже несмотря на то что она: а) не знала о борове; б) категорически запретила содержать свиней на своем участке; в) выселила Элмера Ходжкиса, как только узнала, что он спускает своего борова-убийцу на мирных граждан.

2. Буф Уингз решил сам представлять свои интересы.

Я привлек специалистов, чтобы доказать несостоятельность претензий Уингза на понесенный ущерб, как физический, так и моральный. Например, вы знаете, что в Огайо живет человек, который с одним глазом является водителем-профессионалом? Что в большинстве штатов разрешается управлять машиной — и даже мотоциклом — при наличии одного глаза, если во втором глазу идеальное зрение? И в определенных обстоятельствах термин «мертвая зона» — политически некорректный?

Когда судья решил дело в нашу пользу, я пошел за Селмой и ее сиделкой к лифту в суде.

— Что ж, — сказала сиделка, — все хорошо, что хорошо заканчивается.

Я взглянул на Селму, которая большую часть процесса проспала.

— Это все, конечно, смешно, пока сам не ослепнешь, — ответил я. — Пожалуйста, передайте миссис Фрек мои поздравления с выигранным делом.

Потом я побежал по лестнице на стоянку, помахивая кулаком в воздухе.

Я одержал ошеломляющую победу в гражданском судебном процессе.

А если это мое первое дело?

Несмотря на широко распространенное убеждение, на моем дипломе еще не успели высохнуть чернила.

Хотя это просто соус для пиццы.

И не случайно. Дело в том, что моя контора находится над местной пиццерией, и Мама Спатакополус частенько преграждает мне путь на лестнице, чтобы сунуть тарелку со спагетти или пирог с грибами и луком. И с моей стороны было бы совершенно невежливо огорчать ее отказами. Прибавьте еще тот факт, что мне не на что поесть, — и отказываться от бесплатного обеда было бы просто глупо! Только представьте, я такой болван, что схватил со стола первую попавшуюся бумажку в качестве салфетки, и это, как на зло, был мой диплом адвоката, который (в отличие от моего недавнего заказа из китайского ресторана) оказался таким тоненьким.

Если новые клиенты захотят увидеть мой диплом адвоката, я вынужден буду сказать им, что его как раз вставляют в рамочку.

Как по заказу, когда я снова отправляюсь на работу, Мама С. встречает меня пирогом с сыром и окороком.

— Оливер, почему ты без шляпы?

Мои волосы еще не высохли после душа в школьной раздевалке, и на них начали образовываться сосульки.

— Вы же будете ухаживать за мной, если я заболею воспалением легких, ведь будете? — поддразниваю я.

Она смеется и протягивает мне коробку. Когда я взбегаю по лестнице, Тор начинает заливаться лаем. Я приоткрываю дверь еле-еле, чтобы он не выскочил.

— Успокойся, — говорю я. — Меня не было всего пятнадцать минут.

Вся его четырехкилограммовая туша оказывается на мне.

Тор — карликовый пудель. Но он не любит, когда его называют пуделем, — начинает рычать. Разве можно его за это винить? Какому приличному псу понравится быть «пуделем»? Так, по моему мнению, можно называть только сучек.

Я делаю для него все, что в моих силах. Придумал ему имя великого воина. Не стригу его, но от этого, вместо того чтобы выглядеть более мужественно, он выглядит только более растрепанным.

Я беру его на руки, запихиваю под мышку, словно футбольный мяч, и вдруг замечаю, что весь мой кабинет в перьях.

— Вот черт! — ругаюсь я. — Что ты наделал, Тор? — Потом опускаю его на пол и оцениваю потери. — Отлично! Спасибо, храбрый сторожевой пес, что защитил меня от моей же собственной чертовой подушки.

Я вытаскиваю из чулана пылесос и начинаю уборку. Сам виноват, нужно складывать постель, прежде чем бежать по делам. Кабинет в настоящее время служит мне и жилищем. Это, разумеется, не навсегда, но знаете, как дорого снимать и адвокатскую контору, и жилье? К тому же, живя в центре города, я каждый день могу пешком ходить в школу — сторож там настолько любезен, что разрешил пользоваться душевой в раздевалке, как моей собственной. Я дал ему несколько бесплатных советов, когда он разводился, и теперь он меня благодарит.

Обычно я складываю одеяло и запихиваю его вместе с подушкой в чулан. Прячу маленький телевизор в совершенно пустом шкафу. Поэтому если клиент, решивший прибегнуть к моим услугам, заглянет в мою контору, то ему и в голову не придет, что я настоящий неудачник.

Я просто недавно в городе. И только поэтому большую часть времени занимаюсь перекладыванием бумажек у себя на столе, а вовсе не адвокатской практикой.

Семь лет назад я с отличием закончил Вермонтский университет по специальности «английский язык». Тут негде развернуться, если уж на то пошло: в реальном мире английским на хлеб не заработаешь. Положа руку на сердце, какими умениями я обладал? Прочитать на одном дыхании стихотворение по памяти? Написать совершенно бесполезную аналитическую статью о гомосексуальных подтекстах сонетов Шекспира?

Да, за эту статью и еще за полтора доллара можно купить чашечку кофе.

Поэтому я решил, что хватит витать в облаках, нужно спуститься на землю. Я ответил на объявление, которое прочел в «Берлингтон Фри Пресс», и стал помощником конюха. Принялся путешествовать по стране и учиться с одного взгляда определять, нормальная походка у лошади или нет. Научился подпиливать копыта ослов, ковать подковы и прибивать их, пропиливать и наблюдать, как животное пускается вскачь.

Мне нравилась работа конюха. Нравилось чувствовать пятисоткилограммовую тушу лошади, давящую мне на плечо, когда я наклонялся, чтобы осмотреть копыто. Но через четыре года я уже не мог больше сидеть на месте и решил поступить на юридический — по той же причине, по которой все туда поступают: потому что понятия не имел, чем заниматься дальше.

Из меня выйдет хороший адвокат. Может быть, даже великий…

Но вот в двадцать восемь лет я стал адвокатом, и меня гнетет тайное опасение, что я окажусь очередным человеком, который всю жизнь зарабатывал нелюбимым делом.