Книга Русская революция в Австралии и "сети шпионажа" - Юрий Артемов

Переписка продолжалась и в феврале, но позиции сторон практически не менялись. Уотт уговаривал Симонова подать прошение о приостановлении приговора, а тот твердил, что такое прошение было бы равносильно просьбе о помиловании. Будь он частным лицом, то, может, и согласился бы, а вот как генеральный консул (время от времени он именовал себя «генеральным») пойти на такое не имеет права. «Как представитель 150-миллионного народа, считаю возмутительным то, как со мной обошлись, подвергнув судебному преследованию и предложение незаконно покинуть страну является немыслимым оскорблением»[118].

«Вы можете делать со мной все, что вам заблагорассудится, но такого заявления я не подпишу!», – пафосно восклицал он. Судили его, дескать, не за нарушение закона, а за то, что он «большевистский представитель». Поэтому и речи ни о каких компромиссах быть не могло. «Если признаете меня как генконсула, останусь и буду выполнять свои обязанности. Если нет – обеспечьте возможность переезда в Европейскую Россию и безоговорочное снятия всех обвинений»[119].

Все-таки иногда Симонов проявлял слабину и допускал намеки на возможность сделки. Так, он интересовался, каким маршрутом его могут вывезти из Австралии. Наверное, это было в тех случаях, когда его охватывало отчаяние в связи с полным отсутствием контакта с Москвой. Он подозревал, что вызвано это не только удаленностью Австралии, но и отсутствием к нему интереса со стороны НКИД. Никто не спешил к нему на помощь, как к Литвинову, который провел в заточении всего десять дней и через месяц отбыл на родину. И Воровского поддержали, когда его выдворяли из Швеции. Осознание своего одиночества удручало, и требовалась немалая выдержка, чтобы не прогнуться перед австралийскими властями.

Суд приговорил его к году каторжных работ. Он тут же объявил: хотя Австралия не признала его дипломатический статус, вынесенный приговор – вопиющее нарушение международных норм. «Никакой другой консул в мире не подвергался таким преследованиям и несправедливостям, которые я испытал от федеральных властей»[120]. В письме главному редактору левого журнала «Буллетин» он подчеркивал, что делал лишь то, что обязан был делать: «Это был мой долг с самого первого дня моего назначения – предоставлять австралийскому народу как можно больше информации о России»[121].

Хотя суд предусмотрел возможность замены заключения выплатой крупного штрафа и Брукфилд готов был и на этот раз выручить русского товарища, тот пошел на принцип. Заплатив штраф, он косвенно признал бы правомочность судебного решения, с чем был категорически не согласен. Оставалось отбывать срок в «ужасных», по его словам, тюрьмах.

Тот факт, что судебные власти отправили в тюрьму консула, хотя и формально непризнанного, вызвало беспокойство в местном дипломатическом корпусе. Зарубежные консульские представители направили Симонову официальную ноту с выражением сочувствия и поддержки. О ее содержании можно судить по ответному письму, которое от имени Симонова отправил Брукфилд:

«3 апреля я встретился с русским генеральным консулом Петром Симоновым в тюрьме Лонг-Бэй, где он в настоящее время находится в заключении. В связи со своим тюремным положением он не в состоянии лично ответить на вашу ноту и попросил меня выразить вам свою благодарность. Далее он просил сообщить, что привлекает ваше внимание к данному вопросу, не рассчитывая на то, что вы предпримете какие-либо шаги или окажете помощь ему лично. Его цель – довести до вашего сведения, что предпринятые в отношении него действия являются нарушением международных дипломатических норм и заслуживают осуждения как очень опасный прецедент»[122].

Симонов содержался сиднейской тюрьме Лонг-Бэй, в тюрьме города Мэйтленд и других подобных заведениях. Свое пребывание там он запечатлел в написанном на английском языке очерке «Кое-что из моего тюремного опыта» (“Few Points From My Gaol Experience”). Дошло ли дело до публикации, неизвестно, в архиве сохранился черновой вариант текста. В любом случае, он заслуживает того, чтобы привести его в нашей книге, за исключением некоторых малозначащих фрагментов. Речь в нем идет не только о том, что лично пережил Симонов, он делился своими впечатлениями о пенитенциарной системе Австралии, о том, какое губительное воздействие она оказывала на заключенных. При переводе сохранен присущий Симонову стиль изложения.

«Кое-что из моего тюремного опыта»

«Какой у меня был опыт, как со мной обращались? Что собой представляет тюрьма? Как она воздействует на человека? Эти и много других подобных вопросов я задавал людям разного положения. Чтобы должным образом ответить на все эти вопросы мне пришлось бы написать книгу солидных размеров, и позднее, возможно, я так и поступлю. А в этой статье я расскажу лишь о некоторых моментах из моего тюремного опыта.

Первый из тех, кто задал мне первый вопрос из упомянутых мною, был Генеральный инспектор тюрем. Я ему сказал, что не могу пожаловаться на грубое обращение со стороны надзирателей тюрем, в которых я находился. Генеральный инспектор сказал, что его весьма удовлетворил мой ответ. На самом деле я мог бы доставить ему еще большее удовольствие, сообщив, что его служащие не только не подвергали меня грубому обращению, но, напротив, в большинстве своем относились ко мне с большой предупредительностью, особенно в тюрьме «Мэйтленд». Тем не менее, в отдельных случаях ими допускались ошибки, которые влекли за собой весьма неприятные для меня испытания. Когда человек подвергается суровому наказанию, даже малейшие ошибки ужасно усугубляют это наказание. Конечно, за каждой ошибкой следовали объяснения и выражение всяческого сожаления, и я эти извинения и объяснения принимал.

Увы, эти ошибки доводят до безумия или даже до безвременной кончины сотни, нет, тысячи несчастных. Что же это за страшные ошибки? О, какие в сущности пустяки. Тому, кто не находился в заключении, не понять всего их значения. Более того, как бы я ни старался представить в черном цвете тюрьмы, в которых мне пришлось побывать, действительность на самом деле еще чернее. Ни я, никто другой не сумеет донести до людей, не прошедших через это, реальную картину тюремной жизни. Надо через это пройти, чтобы понять.

…Давайте посмотрим, насколько это возможно, что такое тюрьма. Можете представить себе каменный мешок шесть на шесть футов? Каменный пол, каменный потолок, каменные стены. Маленький стол, маленький стул, коврик у двери – вот и вся обстановка этого каменного мешка. Вскоре после четырех часов дня вас там запирают – на время ужина. Затем приходят вас обыскивать. Пока тюремщик ведет обыск, вы стоите лицом к стене – в жилете, куртке, шляпе. На ногах шлепанцы, ботинки требуется снимать. Потом вам командуют: «Повернуться направо». Вы поворачиваетесь и становитесь лицом к офицеру. При этом нужно снять шляпу, куртку, жилет, шлепанцы, вышвырнуть их из камеры и вывернуть карманы. После тщательного обыска вам разрешается стать лицом к двери – чтобы увидеть, как в камеру вбрасывают ваши шляпу, жилет, шлепанцы, три грязных вытертых одеяла (зимой), такого же сорта коврик, гамак и ночной горшок. С этого момента вы заперты на всю ночь – за стальной решеткой и стальной дверью с засовами и замками. Свет выключают в шесть – для осужденных на короткие сроки, и в девять – для тех, кто осужден на длительные сроки.