Книга Книга нечестивых дел - Элль Ньюмарк

Паоло появился с черного хода, вертя крестьянскую шапку в мозолистых, огрубевших руках. Остановился в дверном проеме, вытянул шею, огляделся, стараясь определить, где находится его брат, и только потом шагнул в гудящую кухню и обвел глазами высокие окна и людей в белых куртках. Он неуклюже перемещал в пространстве свое крупное тело крестьянина, а за спиной шушукались любопытные, и от этого изменения привычного рабочего шума синьор Ферреро обернулся. Он как раз подносил к губам палец с каплей соуса на кончике и, оценивая приготовленный поваром «бернэз»,[11] критически хмурился. При виде Паоло недовольное выражение исчезло с его лица. Он улыбнулся и закричал:

— Кого я вижу! Братец!

Паоло просветлел. Братья раскрыли друг другу объятия, и старший повар объявил:

— Представляю всем своего брата Паоло!

Тот, продолжая вертеть в руках шапку, застенчиво ухмыльнулся. Повара покивали, вежливо улыбаясь, и вернулись к работе.

Чтобы никто не мешал говорить, братья отправились в дальний конец кухни. Старший повар налил два бокала красного вина, и они устроились за столом неподалеку от резервуара с водой, почти на моем пути, когда я, незанятый ученик, выходил с ведрами на задний двор, а затем возвращайся обратно. Поскольку синьор Ферреро терпеть не мог застоявшуюся воду, я целый день опустошал наполовину использованные бочки и вновь наполнял их.

После обычных любезностей братья обсудили семью Паоло, ферму, его только что родившегося сына, его только что родившегося теленка, несварение желудка его жены и партию необыкновенно мягкого домашнего вина. Когда все темы были, казалось, исчерпаны, Паоло положил ладонь на плечо брата и сказал:

— Амато, я пришел не для того, чтобы говорить о ферме. Должен сказать тебе, что умерла наша мать.

Губы старшего повара слегка приоткрылись, то ли от неожиданности, то ли слова замирали на его устах. Затем наставник уронил голову на руки, и некоторое время братья сидели молча. Паоло потупился и смотрел в пол.

— Да упокоится она с миром, — наконец произнес синьор Ферреро, перекрестился и поцеловал ноготь большого пальца. — Спасибо, что пришел сообщить мне, брат.

— Как же иначе?

— Постараюсь навестить ее могилу.

— Хорошо. — Паоло вновь начал крутить в руках свою шапку. Он уже обсудил дела на ферме и рассказал все новости, и у меня сложилось впечатление, что у него не осталось тем. Он безжалостно мял шапку и нервно облизывал губы.

Видя волнение брата, старший повар сказал:

— Тебе наверняка не терпится вернуться на свои поля. Ничего удивительного. Но у меня есть прекрасная телятина. Возьми немного домой. Такая белая, что не поверишь глазам.

Старший повар начал подниматься, однако Паоло надавил ему на плечо, и тот снова сел.

— Есть кое-что еще, — проговорил фермер, и кончик его языка прошелся по пересохшим губам.

Синьор Ферреро посмотрел на брата, и на лице его появилась озадаченность, смешанная с нетерпением, словно он догадывался, о чем пойдет речь.

— Дело касается Джульетты?

— Да, и твоего сына, — опустил голову Паоло.

Я навострил уши. У старшего повара Ферреро было четыре дочери, но никакого сына.

— Так… — Мой благодетель кивнул.

Паоло, не глядя на него, продолжил:

— Джульетта умерла, ребенок остался жить.

— Таким образом, у меня есть сын.

— Извини, Амато. — Брат беспомощно развел руками. — Ты помнишь, какой была наша мать. После смерти отца она поступала так, как хотела.

— Мой сын жив. — Синьор Ферреро пристально посмотрел на Паоло. — Расскажи мне все остальное.

Брат пожал плечами.

— Рассказывать не так много. Однажды я вернулся с поля и обнаружил, что мать и ребенок исчезли. Позже я пытался заставить ее заговорить. Пытался. Сделал все, что в моих силах. Она сказала, будто ребенок умер и она его похоронила, но я не поверил. Он был здоровым мальчуганом — крепким. Я не понимал, что произошло, и не представлял, как сообщить тебе.

— Я верю, Паоло. Помню, что ты не мог поднять на меня глаз, когда мать сказала, что оба они умерли. В тот день ты не смел встретиться со мной взглядом, — покачал головой синьор Ферреро. — А она лгала мне в лицо. Зная, как она обращалась с Джульеттой, я не мог больше с ней общаться. Ты же понимаешь, почему я перестал ее навещать.

— Понимаю. Но не суди ее слишком строго. Она питала по поводу тебя слишком большие надежды. — Паоло понизил голос. — И считала, что над ребенком довлеет проклятие. Ты помнишь почему?

— Да. Из-за родимого пятна.

Родимого пятна? Я схватился за лоб. Такого же, как у меня? Что, если… Но нет, глупо так думать. Как легко я поддаюсь несбыточным надеждам! Родимые пятна встречаются очень часто.

— Я сам не верю в подобную чушь, но она… — продолжал фермер.

— Ах, Паоло, — покачал головой старший повар. — Наша мать причинила гораздо больше вреда, чем ты подозреваешь.

Фермер стиснул плечо брата.

— Я тебя понимаю. У мужчины есть право знать своего сына, в котором заключается его бессмертие.

Синьор Ферреро невесело рассмеялся.

— Дело не в тщеславии. Все бы существенно изменилось, будь у меня наследник мужского пола. На карту поставлено слишком много. Ты даже не догадываешься.

Паоло убрал руку с плеча брата и откинулся на спинку стула. Его кустистые брови от удивления поползли вверх.

— Ты о чем? У тебя четыре дочери. Возьми себя в руки, Амато. Ты же, в конце концов, не монарх.

— Да-да, конечно, ты прав. Извини. Я не соображаю, что говорю.

Брови фермера опустились на прежнее место. И он, словно желая стереть все прежде сказанное, махнул рукой.

— Я понимаю. Это для тебя большой удар.

Они еще немного посидели, сознавая, что исчерпали все общие темы, затем поднялись и обнялись.

— Что сделано, то сделано, — проговорил старший повар. — Спасибо, что приехал, брат.

— Не за что.

— Так как насчет телятины?

— Я спешу. — Паоло снова начал мять в руках шапку.

— Хорошо. Ступай с Богом.

— До свидания, Амато. Мне очень жаль.

Сначала я испытал потрясение. У моего благодетеля была другая женщина, кроме синьоры Ферреро. И она родила ему сына. Я не мог представить маэстро с кем-то другим, кроме его обожаемой Розы и любимых дочерей. Но слышал все своими ушами.

После того как Паоло покинул кухню, старший повар, понурившись, обессиленно опустился за стол, и мое сердце сжалось, когда я подумал о его утрате. Потерять сына по милости солгавшей ему матери — это похуже многого другого: не так естественно, как смерть, и воспринимается человеком больнее, чем враждебные повороты безликой судьбы. Я вылил свежую воду в резервуар, и на меня нахлынули размягчающие душу воспоминания: как синьор Ферреро великодушно подобрал меня на улице, как терпеливо втолковывал мне мои обязанности, как явно и безоговорочно любил свою семью. Он заслужил право знать своего сына, и я многое бы дал, чтобы утешить его. Заменить сына. Ведь у меня такое же родимое пятно. Может, я напомнил ему потерянного ребенка. Может, он решил…