Книга Амальгама 2. Тантамареска - Владимир Торин

И тут Глафира все осознала. Выход есть! Конечно, Совет Десяти никогда не славился мягкотелостью и особой добротой к своим пленникам. Но, чтобы вот так, с ходу, умертвить одного из свидетелей, даже не выслушав его, а второго начать бичевать, ничего толком не узнав, явно разыгрывая какой-то спектакль именно для нее… Что-то здесь было не так. И теперь стало понятно что. Глафира подняла голову, решительно посмотрела в темные глазницы председательской маски и сказала спокойно, громко, отчетливо и даже насмешливо:

– Не забудь посолить мясо!

И разом открыла глаза. Она лежала в постели, на шелковой простыне невероятной белизны. Неподалеку сопел умаявшийся за день, вихрастый Алексей, чудный рыжий мальчик. Она не только спасла его сегодня в парке Горького, она его искала, она хотела его, она его получила. Алексей во сне прерывисто и тяжело дышал, раскинув худые длинные руки в разные стороны. На левой руке чернел пластмассовый браслет с крупным экраном. На экране, стремительно убывая, мелькали цифры, торопливо отсчитывающие время начала апокалипсиса.

Глафира гибко, как кошка, высвободилась из-под руки Алексея, мельком взглянув на бегущие цифры. Осторожно встала, подошла к окну и отодвинула тяжелую штору. Взяла с подоконника сигареты, чиркнула зажигалкой и закурила, смотря в окно, абсолютно голая, уверенная в себе и как будто высеченная из мрамора.

За окном светили в ночном сумраке ярким светом красные кремлевские звезды и витрины ГУМа, лениво двигалась по Большому Москворецкому мосту поливальная машина, проезжая как раз то место, где когда-то застрелили Немцова, замерли в недоуменном молчании краны большой стройки на месте снесенной гостиницы «Россия». Набережные были абсолютно пусты. Никому не было дела до маленькой девичьей фигурки, едва различимо белевшей в окне седьмого этажа фешенебельного отеля «Балчуг». Москва спала.

Это был сон.

Глава IX. Эо

Миша Рудик рано лишился матери. Было ему в ту пору одиннадцать лет. Любила ли она его, Рудик не знал. Наверное, любила. Но какое-то смутное чувство недолюбленности присутствовало в маленьком Мише всегда. Мальчик вырос, но все равно оставался маленьким и недолюбленным. Отец умер гораздо позже, когда Рудик уже учился в военном училище, но времени мальчику уделял не много, так что тот привык быть самостоятельным и решать возникающие проблемы, не прибегая к помощи взрослых.

Правда, иногда решить никак не получалось – ну не мог он драться на равных ни с кем из сверстников, а те, как назло, вступив в подростковую стадию самоутверждения, так и норовили помахать кулаками. Рудик всегда был потенциальной жертвой – маленький, лопоухий, молчаливый. Он не спорил против самого процесса – пускай, но ему не нравилось, когда кулаками размахивали в опасной близости от его лица, да и самоутверждение товарищей тоже происходило, образно говоря, за его счет. А учитывая, что он не только не удался внешностью, но и не вышел ростом, у него, в совокупности с время от времени достающимися побоями, развился жуткий комплекс неполноценности. Одно время он даже с тоской подумывал о том, чтобы оборвать все это самым радикальным способом, сиганув с балкона квартиры на четырнадцатом этаже.

Тогда-то и стали появляться сны. Нет, конечно, сны были и раньше. Просто начались именно эти сны. Сны, в которых к нему стала приходить Эо.

Почему он решил, что Эо – существо женского рода, Рудик не помнил. Ведь эту Эо он никогда не видел. Но он чувствовал ее присутствие, ее дыхание, ее заботу, и ему было очень приятно от одной мысли, что Эо находится где-то рядом. Но как она выглядит, Рудик не знал.

Однажды во сне он почему-то решил, что Эо – это его мама. Она окутывала его теплом и заботой, любовью и нежностью. «Ты – самый храбрый, самый умный, самый сильный, самый лучший и самый любимый». У маленького Миши во сне вырастали крылья, и неказистый подросток становился сказочным рыцарем.

Проснувшись, он сознавал, что все это сон, но стал все чаще ловить себя на мысли о необходимости изменить себя и как-то протянуть волшебную нить любви, идущую из собственного сна, чтобы оправдать ожидания ласковой Эо. Ведь когда в тебя так верят, не оправдать эту веру уже невозможно. Тогда и впрямь остается сигануть с четырнадцатого этажа.

Рудик самостоятельно нашел подростковую секцию карате и ухитрился в нее записаться, хотя на его глазах туда отказались принимать куда более сильных и старших ребят. Он очень старался, и тренер стал хвалить этого неказистого, но очень упорного мальчика.

Через полгода он начал верить в себя и впервые в жизни дал сдачи здоровенному двоечнику из своего класса, от которого ему раньше часто доставалось. Рудик запомнил этот день навсегда. Потому что именно с этого дня он больше никогда не давал спуску тем, кто пытался издеваться над другими людьми по праву сильного.

На уроке проходили восстание декабристов. Учительница, пожилая усталая матрона, прохаживаясь между парт, устало говорила:

– Первоначально свое восстание декабристы планировали провести летом 1826 года. Однако смерть императора Александра I или его таинственное исчезновение, случившееся в Таганроге, значительно ускорили планируемое восстание.

– Елен Михална, а куда он делся? – спросил с задней парты двоечник Шишкин. Он был высокий, глупый и наглый. Именно такие люди почему-то всегда старались дать Михаилу подзатыльник.

– А этого, Шишкин, никто не знает, – ответила Елена Михайловна. – В то, что он умер, тогда в России не поверили, потому что царь явно к этой якобы неожиданной смерти подготовился. Он и завещание за неделю до нее написал, всем поручения раздал, сказал своему духовнику, что не хочет больше царствовать, потом приехал в Таганрог, где загадочно за один день умер от воспаления легких. Ходят легенды, что он инсценировал свою смерть, и его видели где-то далеко в Сибири под именем преподобного старца Федора Кузьмича. Мол, и лицо то же, и почерк одинаковый, и семь языков знает. Он был отшельником, лечил людей молитвами и никому не рассказывал о своем настоящем имени.

– Лошарик он, стало быть. – Шишкин сложил толстые губы в пучок и свистнул.

– Шишкин, прекрати, – постаралась добавить строгости в голос Елена Михайловна, которая этого Шишкина немного побаивалась. Но тот уже поймал кураж и успокаиваться не собирался. Он перегнулся через парту и отвесил Рудику, который сидел впереди, увесистый подзатыльник со словами: – Все лошарики – слабаки!

Какое отношение имел Рудик к Александру I и почему Шишкин решил именно в этот момент дать ему подзатыльник, непонятно. А дальше случилось и вовсе невероятное. Об этом потом еще долго вспоминали в школе.

Рудик встал, подошел к Шишкину, заломил ему руку за спину и повел его к учительнице извиняться. Хулиган, который был на голову выше ростом своего обидчика, багровел, шипел, но Рудик хладнокровно подкручивал его руку, отчего Шишкин заваливался куда-то назад и голосил что-то жалобное:

– Ой, отпусти, больше не буду!

Рудик заставил его извиниться перед учительницей и спокойно сел на свое место. Шишкин больше никогда не пытался задираться с Рудиком, который мгновенно стал школьной знаменитостью.