Книга Кровь пьют руками - Андрей Валентинов

Ал! Язычок прикушен. Еще не хватало добавить: «А я — просто внедренный сотрудник».

Бусинки на четках забегали быстрее. Улыбка исчезла, тонкие губы на миг сжались.

— Если в самом к-кратком виде, то получается так. Мир Б-божий был сотворен единым и имел б-больше реальностей, чем н-наш. Но грехопадение разбило его на части: н-небо, то есть обитель светлых духов, землю — так сказать, н-нашу юдоль; естественно, ад и еще многое — п-помельче. Например, сфера «м-малых народцев», если пользоваться термином моего любимого Саймака. П-причем дробление шло постепенно, достигнув к-кульминации где-то два-три века назад. Пока улавливаете?

Я кивнула — и не только из вежливости. Об этом мне уже рассказывали. Очень давно, когда у меня еще не хватало мозгов, чтобы понять такое. Саша, Саша, почему тебе досталась такая дура! Мне бы слушать, слова не пропуская!

— Итак, иные реальности отпали, и человека, так сказать, Ад-дама, заперли в земной юдоли. Но, как известно, Господь обещал вернуться. И не п-просто, а во славе Своей. П-понимаете намек?

Понимаю ли я? Наверное, понимаю. Все-таки я не только баба в мундире, но и его «коллега».

— Отец Александр хочет сказать, что Второе Пришествие — это воссоединение всех реальностей?

— Именно! — Игорь быстро кивнул. — Причем, к-как и обещано, все сие будет происходить незаметно, яко тать в нощи. И небезболезненно. Отсюда — Армагеддон, бледные к-кони, стрекозы с реактивными двигателями. Однако же все сие д-должно благополучно завершиться к славе Господней; если мы. Ад-дамы, в очередной раз не нашкодим.

Четки исчезли, в руках Мага появился знакомый журнал. Зашелестели страницы.

— В-вот! Это, пожалуй, самое интересное. Второе Грехопадение как угроза П-прекрасному Новому Миру.

— Грехопадение? — поразилась я. — Это когда Адам, Ева…

— …И д-древо. Совершенно верно. Отец Александр исходит из того, что Грехопадение состояло в отказе смиренно п-принимать дары Божьи и переходе к их, так сказать, интенсивной эксплуатации. И вот сейчас м-мир творится заново, и вновь Адам на перепутье. Тут батюшка уже явно п-прощается с каноническим православием. Он считает, что все здешние к-камлания: иконки, булочки, отрывные молитвы — это, так сказать, к вящей славе Б-божьей. В Новом Мире — н-новые обряды. А вот нечто иное — это опасно.

Игорь замолчал, словно давая мне время осмыслить. «Иное»? Уж не кровь ли это во славу самозванного «боженьки»? Не право на убийство для «ганфайтеров»?

— В этом случае Новый Мир, не успев сформироваться, н-начнет распадаться, апокалиптический взрыв, революция вместо эволюции. И будто он уже наблюдал некоторые, как считает, опасные п-проявления.

Не только он. Я тоже кое-что успела заметить. И даже черточки нарисовать. Что-то неладно в Прекрасном Новом!..

— Вот т-такая теория! Н-не очень оригинально, зато вполне в христианском д-духе. Впрочем, о таком толковали не одни п-последователи Плотника.

Я задумалась. Да, не ново. Все это я слышала, и довольно давно. Только Саша говорил не про железных коней и не про звезду Полынь…

— И еще г-господин Егоров зацепил краешком одну очень интересную идейку. К-краеш-ком — только намекнул… Он считает, что загадочное «излучение», к-которое десять лет ищет Семенов-Зусер и найти не может, действительно существует. Т-точнее, это не совсем излучение. Речь, п-по мнению отца Александра, идет, как»он выразился, о «черной н-ноосфере». П-попросту говоря — некросфере.

Попросту! Я только вздохнула. Игорь улыбнулся:

— Честно г-говоря, на первый взгляд — д-дикость. Энергия мертвых, погибших при к-катастрофе (а также мертвых из в-времен более отдаленных, в связи с дырами некросферы из-за Большой Иг-грушечной), подпитывает город…

Улыбка исчезла, серые близорукие глаза сверкнули.

— А в-вообще, смело! Все эти б-булочки и бублички идут не святым и уг-годникам, а прямиком в некросферу, притягивая, так сказать, н-некробиотику…

Я вздрогнула, наконец-то сообразив, что стоит за незнакомыми словами. Энергия мертвых! Погибших, но неуспокоенных. Какой ужас! Неужели и это — правда?

Игорь помолчал, задумался…

— К-как вы думаете, Ирина, если патриарх потребует, ваш б-батюшка замолчит?

Замолчит? Вспомнились глаза отца Александра — глаза идущего на эшафот.

— И не подумает! «На том стою и стоять буду, и да поможет мне в этом Господь Бог!»

— Ам-минь! Но господину Лютеру повезло — друзья его чуть ли не с к-костра стащили. А отцу Александру предстоит наша д-доморощенная инквизиция.

На миг я вновь ощутила на плечах тяжесть черной мантии. «Мадам инквизиторша» поспешила оформить «дело». По всем правилам.

— Думаю, им ничего особо не грозит, — неуверенно начала я. — Собственно, там осталась одна статья, не слишком серьезная. В худшем случае — года три условно. Кроме того, я вообще сомневаюсь, что процесс состоится. Слишком большой шум поднялся. Вчера адвокаты подали прошение об изменении меры пресечения…

Все это правда. Наша мэрия, кажется, сообразила, что заигралась, плодя диссидентов. Но кто их знает? Дураков много.

Игорь вновь внимательно взглянул на меня, словно не веря, но сразу улыбнулся:

— В-все! Чувствую, Ирина, я вас окончательно утомил. П-просто хотелось, так сказать, поделиться. Ухожу!

— Погодите! — растерялась я. — А… А гитара?

На этот раз я слушала — песню за песней. И это было хорошо. Очень хорошо.

Саша петь не умел, он так и не смог научиться как следует играть на гитаре. Зато наш старенький «шарп» крутился каждый вечер. Странное дело: почти все, что пел Игорь, я уже когда-то слышала. Визбор, Ким, Городницкий, Окуджава. Даже Высоцкий, ставший сейчас пугалом для бедолаг-школьников. Странно, Маг, считай, моих лет, а Саша был старше — на целую жизнь. Может, сероглазому тоже встретился кто-то? Чудом уцелевший «человек XX века», для которого имена старых бардов — не пустой звук?

Каким-то образом оказалось, что мы сидим бок о бок. Бутылка «Камю» осталась скучать в баре — сегодня ни к чему было вздергивать нервы. Игорь пел. Я слушала. Его плечо было рядом.

Наконец я осмелела достаточно, чтобы попросить Мага спеть одну старую песню. Настолько древнюю, что ее уже никто из моих «гитарных» знакомых не мог вспомнить. Сашину любимую. После его смерти я лишь однажды рискнула поставить кассету — и тут же испугалась, выключила. Потом кассета исчезла — навсегда, а я забыла название, забыла автора.

Маг действительно оказался Магом. Песню он помнил, помнил и барда. Не Высоцкий, не Галич — некий Сергеев. Впрочем, пусть Сергеев, пусть Иванов, лишь бы песня оставалась прежней. Про поле, про пулемет на колокольне и про взвод, прижатый прицельным огнем к горячей земле.