Книга Вы замужем за психопатом? - Надин Бисмют

– Ой, что это?

Я вздыхаю.

– А как по-твоему? Аллергический отек на нервной почве. Видишь, до чего ты меня довела?

Она бросает взгляд на незакрытую дверь. Бретелька на ее платье сползла с плеча. Я поднимаю бретельку и глажу ее щеку своей нетронутой рукой. И читаю по ее губам: «До среды». Она отдает мне тюбик увлажняющего крема и выходит с тремя плохо вымытыми стаканами из ванной. Я выдавливаю немного крема на свой палец, но дальше то, что происходит со мной, становится подозрительным. В какой-то момент я думаю, что у меня действительно возник аллергический отек из-за переживаний на любовной почве. Но очень скоро я вспоминаю, что я подхватил какое-то вредное насекомое из мешка с немытыми семенами, или ядовитого червя, или патогенную бактерию. В течение нескольких секунд, кажущихся мне вечностью, я пытаюсь вспомнить огромный рот Мириам. Мне срочно нужно облокотиться на прилавок поскольку от груза лжи у меня кружится голова, и сознание мое словно четвертовали. Мне звонят, вопят, что голодны, я беру себя в руки. Я обдаю лицо холодной водой, вытираюсь полотенцем и, не задерживаясь, иду к ним.

Дикое озеро

Подготовка к празднику в субботу вечером шла полным ходом. Зал украшали цветными гирляндами, на столах расставляли тарелочки с чипсами, проверяли микрофон: «раз-два, раз-два» и извлекали CD из больших коробок. Когда все вожатые отвернулись, я, согласно нашему уговору, показала большой палец Флавии, а затем мы с Анни удалились, вначале по-тихому, а затем быстро спустившись с лестницы. Мы миновали дверь – вокруг ни души! пересекли стоянку и пошли по тропинке.

– Говорить будешь ты, – сказала Анни. – Ты! понимаешь? Мамуля не сможет отказать своему «пупсику».

Я ответила Анни, что я уже давно не «пупсик», и в доказательство начала напевать песню, которую мы готовили с Флавией на праздник в субботу вечером: «If you want my love, nananana… For me, nanan… han!»

Я не знала всех слов наизусть, но не в этом суть. Флавия предупредила меня, что самым главным у нас будет чечетка.

– Можешь идти побыстрее? – спросила Анни.

Вот уже две недели, как мы отдыхали в туристическом лагере и завтра нужно было уже уезжать, но Анни и слышать не хотела об отъезде, так как она по уши влюбилась в Габриэля, парня из группы «Тянучки», которая заехала сюда на все лето. Утром моя сестра изложила мне свой план: мы выждем момент, а потом тайком пойдем к телефону-автомату на обочину шоссе. Накануне Анни спросила у вожатой Стрекозы, можно ли ей позвонить из кабинета, но Стрекоза ответила, что отдыхающим запрещено звонить, если, конечно, это не ЧП какое-то. Анни спорить не стала. Она не любила Стрекозу, потому что неделю назад до этого, она заставила ее взбираться на высокую стенку, а у Анни закружилась голова, она и на балкон своего дяди Анри, живущего на пятом этаже, поэтому никогда не выходит. Во всяком случае, если бы мама позволила нам остаться, ей бы нужно было только позвонить хозяйке лагеря, чтобы попросить ее разрешения пожить нам здесь еще недельку, но не больше, потому что после этого папа должен был повезти нас на море.

Тропинка, по которой мы шли, была усеяна мелкими камешками. Вдоль нее росли кусты, клены и березы. Вообще я больше всего люблю березу. Почему? Потому что у нее нет коры, а всего лишь гладкая кожица, белая или бежевая, иногда розоватая. Как только я приехала в летний лагерь, сразу стала собирать березовую кожицу. Я потихоньку тянула маленькие сухие пленочки, которые завивались на стволах, и они отрывались сами собой. Иногда кусочки кожицы были довольно крупными, они могли растянуться на весь объем дерева. Флавия говорила, что я плохо поступаю с деревьями, что им от этого больно. Она была в курсе, что всю собранную кожицу я разглаживала, поместив ее под матрац, но Флавия спала на кровати, находившейся под моей. Желая ее успокоить, я говорила ей, что березовая кожица вырастает заново очень быстро, впрочем, правда ли это, я не знала.

Анни шла быстрее меня, и я едва за ней поспевала.

– Может, подождешь?

Но Анни, похоже, не желала терять времени.

И это при том, что моя родная сестрица вначале совсем не горела желанием сюда ехать. Как-то раз, когда мы делали уроки на кухне, мама повесила на дверь холодильника рекламную брошюру с фотографиями детей, играющих в воде, и сказала нам: «Смотрите, девочки, этим летом вы поедете в этот лагерь». Сделав вид, что она ничего не слышит, Анни спросила: «Мама, а в каком году произошла Французская революция?» Я, чтобы от нее не отстать, громко повторила свой урок: «Морская свинка – это морское млекопитающее». Мама рассердилась: «Так вы что, недовольны?» Анни сказала, что да, недовольны, и все последующие дни она ходила с надутым видом, потому что считала, что это будет вроде детского сада. Однажды утром она сорвала рекламный проспект с дверцы холодильника, и мы вместе его разорвали. «Мама не сможет найти адрес», – сказала Анни, но в итоге он ей и не понадобился, поскольку мы расстались с ней на стоянке торгового центра, а довез нас до лагеря желтый автобус.

Теперь, когда Анни во что бы то ни стало хотелось задержаться, я тоже делала вид, что и мне нужно то же, но на самом деле я была готова вернуться хоть завтра. Мне не терпелось разложить по альбомам все мои березовые кожицы, да и двухъярусная кровать мне изрядно надоела: я все время боялась упасть с нее ночью. Кроме того, в столовой старшая по питанию – мадам Долорес – подавала горячее какао не на воде и даже не на молоке. Один раз доставшийся мне йогурт оказался просроченным на три дня. Я ей его отнесла в надежде на свежий, но она мне сказала, что и этот вполне съедобный, и что вообще в третьем мире дети умирают с голоду. Можно подумать, я без нее этого не знала! В итоге я с этим йогуртом вернулась на свое место и скормила его Флавии.

Может быть, мне бы захотелось остаться здесь подольше, если бы я, к примеру, начала тонуть в озере, а мой красавчик-тренер Уапити стал бы делать мне искусственное дыхание, а затем бы влюбился бы в меня. Но такому плану не суждено было сбыться! Каждый раз, когда мы садились в лодку, нужно было надевать спасательный жилет, и Тарантула, так звали другую вожатую, немедленно делала нам замечание, если видела, что мы не застегнули молнию на нем до самого подбородка. Те несколько раз, когда нам не надо было надевать спасательный жилет, это когда нам разрешили искупаться в озере, но я туда и соваться не стала, так как Жасмен, который ездит в этот лагерь уже четвертый год, рассказал мне, что одну девочку рвало с кровью четыре дня подряд, после того как ее укусила ядовитая пиявка, которая живет где-то в песке. На даче моей тети Моник в озере тоже есть пиявки, но мы купаемся там в старых сандалиях, и уж если даже и будет какой-то укус, достаточно посыпать на это место соль, и тогда пиявки скукоживаются и умирают. Но здесь-то совсем другое дело! Жасмен объяснил мне, что это дикое озеро, поэтому-то пиявка и выпускает свой яд.

На лодке я всегда плавала вместе с Жасменом. Он всегда давал мне возможность сесть в нее прямо на траве, а сам толкал ее на воду, и таким образом мне не нужно было идти по мокрому песку и бояться, что в ногу мне вопьется пиявка. Я бы, наверное, хотела бы задержаться, если бы Жасмен не уехал, но в начале недели, когда мы пошли в поход на гору, его укусила оса. Его сразу раздуло, и Тарантуле пришлось на руках нести его в медицинский пункт. Вечером приехали его родители, и больше о нем мы ничего не слышали. Я надеюсь, что с ним все в порядке.