Книга Кукла на качелях. (Сборник рассказов) - Яна Дубинянская

Внезапно на пути выросла высоченная гора сыпучего шламма. Раньше ее не было, – похоже, я слегка отклонился от курса. Выругавшись, попробовал штурмовать препятствие. Ноги немедленно погрузли по колено. Выбрался, кое-как отряхнулся и пошел – а что делать? – в обход. С таким расчетом, чтобы срезать угол и выйти сразу к следующему руднику, не возвращаясь к развалинам. Наверное, в этом и состояла ошибка…

Два часа спустя я растерянно озирался по сторонам, окруженный шламмовыми холмами и бездонными рытвинами. Воспаленные глаза уже не слезились, а пекли жгучим огнем, язык наждачной бумагой царапал нёбо. Пропыленная маска болталась на поясе, и надевать ее не хотелось. Хотелось двух вещей: оказаться у себя в каптерке или кого-нибудь убить. Лучше и то, и другое.

Какая, к черту, ревизия рудников!..

Точки на пыльной карте выстроились издевательски правильным полукругом.

Я понятия не имел, где нахожусь.

Впрочем, путь из тупика был только один – туда, откуда я пришел. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я двинулся назад, от злости все ускоряя шаги и совершенно не глядя под ноги.

Совсем несерьезная колдобина – не глубже лунки для гольфа. Но щиколотку резанула нестерпимая боль, и я заорал во всю глотку, благо услышать и посмеяться все равно было некому. Потом сцепил зубы и попробовал встать.

И вот тут-то стало по-настоящему страшно.

Никогда мне отсюда не выбраться.

* * *

Она смотрела на меня.

Светлые продолговатые глаза, очень широко расставленные и чуть-чуть косящие в разные стороны. Изумленно округленные губы. Гладкая белая шея. Овальные переливающиеся камни на полуоткрытой груди…

И я спросил:

– Как тебя зовут?

Какого черта? Раз эта женщина оказалась тут, раз нашла меня, надо немедленно требовать, чтобы она привела помощь. Кажется, у меня не просто вывих, а самый настоящий перелом. Повезло, ничего не скажешь. Хотел бы я знать, есть ли на этой планете нормальный врач? В любом случае, нужно как можно скорее… При чем тут ее имя?!

Она смотрела на меня. С наивным удивлением приподняла почти невидимые брови, а потом недоуменно склонила голову набок. На щеку упала прядь тонких волос цвета золотистой паутины под ярким солнцем.

Не знает языка, – вспомнил я из того разговора с комендантом. И оттуда же: она здесь уже два года. За это время можно не научиться формулировать философские мысли – но чтобы не понять элементарного вопроса «как тебя зовут»?…

И как теперь объяснить ей, что я сломал ногу и нуждаюсь в срочной помощи?!

Женщина выпрямилась, плавным движением отвела волосы с лица. Переступила с ноги на ногу, оправила на талии поношенное платье. Спокойно, с угасающим интересом, сверху вниз посмотрела на меня и…

И я остро, болезненно понял: сейчас она попросту повернется и уйдет отсюда. Навсегда.

Не своим голосом я заорал:

– Стой!!!

Слава богу, остановилась. Вздрогнула, содрогнулась, как от удара. Легкие волосы описали в воздухе дугу, косящие глаза блеснули из-за округлого плеча непобедимым ужасом. Она вскинула к лицу раскрытую ладонь жестом беспомощной детской самозащиты.

Идиот, – мысленно застонал я, – что ж ты вопишь, как резаный, она ведь убежит и оставит тебя тут подыхать. Было совершенно очевидно, что женщина до сих пор здесь единственно из-за парализующего страха, пришпилившего ее к месту.

Во всяком случае, мой первый вопрос ее не испугал.

– Как. Тебя. Зовут? – как можно четче и дружелюбнее повторил я.

Вроде бы ее лицо смягчилось. Опустилась напряженная рука, разгладилась страдальческая складка между бровями. Немного успокоившись, женщина смотрела на меня – и не понимала.

Ну что ж. Как это делалось в старых фильмах про межпланетный контакт.

Я ткнул себя пальцем в грудь и раздельно выговорил:

– Эл-берт.

И – чтобы уже совсем просто:

– Эл.

Она повела светлыми бровями и даже, кажется, улыбнулась… нет. Просто полуоткрыла и слегка развела губы для чужого, непривычного звука. Между ровными рядами мелких зубов мелькнул острый кончик языка, загнутый к альвеолам:

– Эл-л-ль…

Голос ее вызывал в памяти тот музыкальный инструмент, где маленькие молоточки бегают по тонким металлическим пластинам. Не помню, как называется.

Я бодро кивнул, радуясь, что дело сдвинулось с мертвой точки. Снова указал на себя, а затем направил палец ей в грудь:

– Я – Эл. А ты?

Черт! Опять замерла и напряглась, будто я собирался застрелить ее из пальца. Но через секунду, слава богу, расслабилась, поняла, подняла руку, коснувшись выпуклого камня у себя на груди, и сказала…

Если б я умел играть на том инструменте, с молоточками, я, может быть, и повторил бы, – окажись эта штука здесь, среди серо-бурых шламмовых холмов. А так…

Она назвалась еще раз. Теперь музыкальная фраза звучала чуть обиженно. Словно это я, последний тормоз, ничего не могу понять. Нормально?

И я произнес, насильственно вычленяя приемлемое из звенящей капели высоких звуков:

– Ле-ни… так? Лени.

Поджала пухлые губки, поморщилась, как от фальшивой ноты. Потом кивнула – и улыбнулась. Чуть-чуть, одними кончиками губ. И тут же прикрыла улыбку лодочкой ладони, как зажженую спичку на ветру.

Ну допустим. Познакомились. И что теперь?

– Лени, – заговорил я, перемешивая слова с жестами, – я ногу сломал. Нога. Видишь? Она болит. Больно. Не могу идти. Мне врач нужен. Позови кого-нибудь. Нога. Помощь. Я…

Я напряженно следил за выражением ее лица. И заметил, что проблески осмысленности в ее глазах появляются только тогда, когда я называю конкретное понятие или действие, не склоняя и не связывая слова. Любое короткое предложение или словосочетание в косвенном падеже повергали Лени в панику непонимания.

Молясь, чтоб мое наблюдение оказалось правильным, я построил фразу так:

– Нога. Помощь. Позвать. Человек.

Она посмотрела на меня в упор, сведя брови, шевельнула губами, – и внезапно метнулась куда-то в сторону и вверх, я даже не смог уловить, куда именно. Только взмах волос – золотистая паутина под ярким солнцем.

Идиот!!!

Сцепив зубы, я попробовал шевельнуться, – боль оказалась вдесятеро ощутимее, чем в первый раз. Плевать! – если я действительно хочу выбраться. Засунь свою бабью чувствительность подальше и ползи, ползи, кретин!..

В том, что женщина – как ее там? – не вернется, я не сомневался ни секунды.

Через полчаса, взмокший, покрытый черной корой бывшей пыли, я упал лицом в острое крошево выработанной породы. Я сумел проползти метров семь… или даже восемь. Я смогу. Только чуть-чуть отдохну…