Книга Рижский бальзам на русскую душу - Дария Юрьева

– Очень жаль, что ты не останешься и не попадёшь вечером в финскую баню,– сделал Вилис неожиданный вывод.– Нам есть, о чём поговорить. Выпив, мы иногда с друзьями играем в интересную игру. Мой коллега Имантс играет роль Гитлера, второй друг Валдис, выступает в роли Геббельса, а я, учитывая мою комплекцию и пухлое лицо, играю роль Мартина Бормана. Напившись, Имантс порой воссоздаёт жуткое зрелище, которое похлеще первых советских экранизаций фюрера. Свернув шею в сторону, он из-под чёрной чёлки, падающей на глаза, фальцетом начинает кричать на стоящего перед ним человека, которого невольно пробирают мурашки. Его перебивает Валдис. Стеклянные глаза, худощавое телосложение и бесконечный, угрожающий монолог выводят из равновесия любого допрашиваемого. Я, выступая в роли Бормана, хранителя золотого запаса партии, немногословен и воспринимаю происходящие события, как бы со стороны. В самый неподходящий момент я могу ткнуть жертву в живот и снова превратиться в мумию, следящую за событиями. Моя секретарша Бирута исполняет роль надсмотрщицы. Ты не увидишь её такой, какой привык видеть . В финской бане она язва и стерва, беспрекословно выполняющая мои указания. Нам явно не хватает тебя в финской бане. Ты мог бы подыграть нам и развеселить компанию. Не важно, что ты плохо знаешь латышский. Это даже лучше и естественней. Тебя пытать, одно удовольствие. Ты выступишь в роли русского партизана, говорящего только на русском языке. Не бойся, сильно бить тебя мы не будем,– успокоил он.

– Только попробуйте. Быстро получите в ответ.

– Ты будешь сопротивляться? Отлично. С буянами мы справимся и за сопротивление накажем. Свяжем и начнём снова пытать, не обращая внимания на причиненную боль.

– Когда-то ведь развяжете. Что тогда?

– Не волнуйся, до крайностей дело не дойдёт. Мы знаем рамки игры и не перейдём дозволенную.границу

Валдис задумался над развитием сценария. Достал пачку сигарет, закурил и выпил очередную рюмку водки. Глаза его заблестели.

– У нас найдется, о чем спросить тебя,– сказал он, развивая сюжет.– Я догадываюсь, что на самом деле, ты не партизан, а вымуштрованный шпион, что еще опаснее. Иначе быть не может. Зачем ты перебрался из России в Латвию буквально перед провозглашением независимости республики? Ох, уж эти шпионы! Их целью является разузнать наши национальные секреты и, незаметно сообщить о них куда следует.

– Ты следишь за моими перемещениями и знаешь о времени моего приезда в Латвию на постоянное место жительства?

– У нас только достоверные данные,– ухмыльнулся Вилис.– Ты приехал в рыбацкий посёлок, чтобы уточнить его местонахождение, определить численность населения и выявить подходы к цеху по переработке рыбы, как важного пищевого объекта для захватчиков. Также весьма интересно для тебя наличие других производственных мощностей. Заодно, тебе, наверняка, поручено выведать наилучшие места для высадки вражеских кораблей с моря.

Его нога непроизвольно поднялась и разрезала воздух.

– В этот момент, находясь в бане, следует удар ногой в живот. Правильно я понял жест? – спросил Михаил.– Пока не поздно, мне следует уносить ноги.

– Отвечай! Зачем ты приехал? Мы не можем отпустить тебя, пока не выясним детали,– изображая разгневанного человека, забавлялся Вилис.– В шпионских кинофильмах показывают, как при обмене на границе, возвращаясь в свою страну, встречаются два шпиона и долго, изучая друг друга, смотрят в глаза. Крупный план, без слов, говорит о многом. С каким драпающим из Латвии полковником ты обменял квартиру? Что ты чувствовал, при переезде, через границу? Кто был тот, второй, покидающий Латвию? Драпающий чекист?

– Я не менял страны, переезжая из России в Латвию. Тогда это была одна страна. Переезд выглядел будничным. Моим обменщиком был молодой филолог, защитивший в МГУ диссертацию по философии Канта. Философ, говорящий в Латвии о Канте на русском языке, предчувствовал возможные неудобства. В один момент он мог превратиться из образованного и уважаемого человека в пыль, лежащую под ногами.

– С этим предстоит еще разобраться,– сказал Вилис.

Для убеждённости он перешёл на немецкий язык. Создалась сцена полного недопонимания между допрашиваемым и человеком, ведущим допрос. Михаил вслушивался в слова, безуспешно пытаясь что-то понять. Непонятные слова отвлекли его, но не могли заставить забыться. Речь Вилиса не усыпила Михаила. В ней слышались грубые слова, крики и зловещая угроза. Спустя несколько минут, Вилису надоело бессмысленно махать руками в воздухе, и он снова превратился в улыбающегося друга, радушного хозяина, сидящего под комнатной пальмой. Разлив водку, Вилис протянул рюмку с водкой:

– Прозит,– сказал он,– у нас говорят «прозит», когда все сказано.

По его тону стало понятно, что Вилис уже возвратился из финской бани, где проходил допрос, в свой кабинет.

– Приятно сознавать, что беседа в «финской бане» закончилась,– сказал Михаил.

Однако, беседа еще не закончилась.

– Как, интересно, ты воспринял латышей в свой первый приезд в Латвию?– спросил Вилис.

– Я увидел живущих в городе людей,– мирно ответил Михаил,– крепко связанных с землёй, на которой обязательно трудится кто-то из родственников. Отсюда жизнестойкость нации, прекрасно чувствующей себя привольно в большом городе и на природе.

– А как ты оценил наших мужчин?

– Увидел рослых крепких мужчин и причислил их к спортивной нации.

– А что ты скажешь о женщинах, на которых ты, конечно же, не мог не обратить внимания?

– Я увидел, что женщины ценят себя. Многие из них считают, что в мужьях имеют не совсем то, что могли бы иметь. Отсюда стремление утвердить себя на стороне. Отметил в некоторых женщинах и крестьянскую жилку, которая, несмотря на диеты, проявляется к 50 годам.

Вилис мысленно опять переместился в финскую баню.

– Как ты догадываешься, я неспроста задаю вопросы,– сказал он.– Несколько часов спустя, все их с пристрастием задала бы тебе Бирута. Интересно, чтобы ты ей ответил?

ДОРОГА У МОРЯ

Михаил покинул владения Вилиса, сел в машину и, против своих правил, с силой захлопнул дверь. Выпитые сто граммов водки под хорошую закуск, не сняли стрессовую нагрузку, как он предполагал, а наоборот, взбудоражили его. Он посидел немного, собираясь с мыслями, включил зажигание и тронулся. Фиат легко набрал крейсерскую скорость, в сто пять километров в час, которую, однако, пришлось вскоре резко сбросить. Лесная дорога между населенными пунктами, которую никак не назовешь столбовой, не позволяла развить приличную скорость. Старинная дорога строилась, видимо, по колее, по которой, когда-то ехала повозка, петляя по лесу между разбросанными хуторами. Зато у Михаила, появилась возможность, полюбоваться окружением. В который раз он оценил, как прекрасна Латвия, когда лучи солнца пронизывают воздух между соснами или застревают в листве, насыщая пространство теплом и светом. После очередного поворота, выехав на трассу, появилась возможность ехать быстрее. При показании, на спидометре, скорости сто двадцать километров в час стрелка застыла, фиксируя максимально дозволенную скорость, которую он себе позволял. Михаил уверенно вел машину. Дорога местами отдалялась от моря, проезжая по полосе, вырубленной в лесу, а временами выезжала на просторы зелёных полей, на окраине которых росли, как грибы, жилые дома, разбросанные хутора и частые мелкие поселения. . Встречная машина, перемещающаяся по полотну дороги, как черепаха, помигала фарами, предупреждая об опасности. Любой водитель, перед лицом общего врага – гаишника, становился другом. Михаил, не задумываясь, сбавил газ. За пригорком на следующем повороте в кустах притаилась, характерно окрашенная в светло серый цвет с широкими черными полосами, машина. Тонированные окна скрывали, что творится внутри. Находящемуся в руках радару ничего не стоило определить скорость движущегося транспорта через окно и стать сигналом для инспектора, который должен успеть выбежать на дорогу и остановить преступника. Михаил с почтением проехал мимо представителей закона, ещё раз поблагодарив встречного водителя. Опасность миновала. Михаил не стал увеличивать скорость. Спокойная езда успокаивала, позволяла насладиться ландшафтом и располагала к размышлениям. Обогретые солнцем бурые коровы, мирно паслись на пастбище. Любой латыш, вспомнив первого президента Карлиса Улманиса, ответил бы, что коровы коричневого цвета дают больший надой, чем какие-то бело-черные холмогорские. Латышам вторили литовцы. Во время командировки, знакомя с достопримечательностями, литовские коллеги завезли гостей на дорогу, с одной стороны которой располагались ухоженные сельскохозяйственные угодья, а с другой – поля, похожие на заброшенные участки.