Книга Золотой бутон - Элла Уорнер

Обнаружив, что размышлять о том, что будет дальше, нет ни сил, ни желания, Фейт прилегла и попыталась забыться. Получалось плохо, в голову упорно лезли мрачные и тоскливые мысли. Гоня их прочь, Фейт пыталась убедить себя, что со временем все образуется и она научится жить без Льюка. Время лучший лекарь, так все говорят. Постепенно она научится не представлять Льюка, нежно обнимающего свою блондинку. Из чувства протеста и чтобы отогнать это возмутительное зрелище, Фейт попыталась вообразить, каково было бы оказаться в объятиях Говарда Харрисона. Это помогло, и вскоре она, умиротворенная, уснула.

Правда, на следующий день опасные мысли о Говарде никак не давали ей сосредоточиться на работе. Всем своим существом Фейт с удивительной остротой ощущала близость этого мужчины, особенно – его губ и рук. Даже запах его одеколона – тонкий, возбуждающий аромат – воспринимался как коварная и хитроумная уловка, хотя это был тот же одеколон, которым Говард пользовался всегда. И как ни ругала себя Фейт за то, что рискнула представить босса на месте Льюка, волнующие фантазии возвращались вновь и вновь, становясь все более яркими и заманчивыми.

К счастью, Говард совершенно не замечал ее смущения. Полностью поглощенный работой, он даже не отвечал на те провокационно-насмешливые замечания, которые Фейт время от времени позволяла себе, пытаясь создать в офисе атмосферу непринужденности.

Фейт искренне надеялась, что ее глупое бахвальство перед Дениз Пейтон никогда не достигнет ушей босса. Это была всего лишь сиюминутная реакция на обстоятельства и не имела никакого отношения к тому, что она чувствует на самом деле. Что бы Фейт ни ляпнула в сердцах Дениз, постельные утехи с Говардом Харрисоном не в грезах, а в реальности мало ее интересовали.

Единственный вопрос личного характера Говард задал лишь в конце дня, когда она уже собиралась уходить. Стоя в двери, соединяющей их кабинеты, он некоторое время наблюдал, как Фейт наводит порядок на письменном столе, затем спокойно заметил:

– Ты очень хорошо держишься.

– Я не из тех, кто, чуть что случится, пытается покончить с собой! покраснев, огрызнулась Фейт, в памяти которой слишком свежи были воспоминания о разговоре с Дениз.

Брови Говарда взметнулись вверх.

– Эта мысль мне даже в голову не приходила.

– Тогда как прикажешь тебя понимать? – требовательно спросила она.

Губы Говарда скривились в понимающей усмешке.

– Похоже, благожелательные друзья тебя уже основательно достали со своими утешениями.

– Еще бы!

– Ты все еще планируешь переехать в этот уик-энд?

– Разумеется. Честно говоря, считаю часы и минуты.

Усмешка Говарда превратилась в широкую ухмылку, в которой ясно читалось:

«Эта женщина – моя», – и сердце Фейт забилось сильными толчками, наполняя ее тело теплым, тревожным и приятным чувством.

– Пожалуй, сегодня ты мне все же кажешься немного озабоченной. – Говард перестал улыбаться. – Я даже подумал, не слишком ли много я на тебя взвалил с этой квартирой. Переезд – штука хлопотная, если у тебя нет друзей, готовых прийти на помощь.

– У меня уже все четко расписано, – проинформировала его Фейт, что в общем-то соответствовало действительности. Весь обеденный перерыв она названивала по телефону, организовывая предстоящее переселение.

– Если тебе понадобится на время отлучиться, только скажи. И, само собой, не стесняйся попросить, если потребуется моя помощь.

Она улыбнулась.

– Спасибо, Говард. Думаю, справлюсь сама, но, если возникнет необходимость в отгуле, обязательно скажу.

Говард, явно удовлетворенный, кивнул.

– И еще одно» Фейт. Как ты знаешь, мы уже разослали приглашения на новогодний бал.

– Да, я помню.

– Так вот, если новогодний вечер у тебя не занят, я был бы очень благодарен, если бы ты помогла мне с гостями. Я понимаю, сверхурочная работа в праздничную ночь, но в долгу не останусь.

Последних слов Говарда Фейт почти не слышала. В ее сознание болезненной занозой впились слова «если новогодний вечер у тебя не занят». Вот у Льюка этот вечер занят определенно – занят торжеством по случаю свадьбы. А потом он и его белокурая невеста…

– Разумеется, я с радостью тебе помогу, – быстро сказала Фейт, отгоняя отвратительную картину, вставшую перед ее мысленным взором, и пытаясь справиться с подкатившей тошнотой.

– Спасибо, Фейт. Этот бал обещает быть очень плодотворным.

Не совсем так, кисло подумала Фейт. Плод измены Льюка уже и без того успешно развивается в чреве злополучной блондинки, дело осталось только за обручальными кольцами и скрепляемыми ими брачными узами.

– К тому же будет очень весело, – продолжал Говард.

Весело! – мысленно передразнила его про себя Фейт. Что ж, если веселье на чужом пиру станет невыносимым, я всегда смогу принять большую дозу снотворного. Если, разумеется, забуду, что я не из тех, кто, чуть что, пытается покончить с собой.

– Ты можешь на меня рассчитывать, – мрачно сказала она.

– Отлично. – Говард небрежно вскинул руку в прощальном приветствии. Желаю тебе не слишком устать, когда будешь упаковывать вещи!

Несмотря на оптимистическое напутствие Говарда, процесс упаковки вещей все же огорчил Фейт. Разбирая содержимое ящиков секретера, Фейт обнаружила, что Льюк оставил все фотографии периода их совместной жизни, равно как и сувениры, которые они приобретали во время путешествий. Фейт решительно выбросила их в мусорное ведро. Туда же отправились платья и украшения, с которыми были связаны разного рода памятные события. Этим я ставлю на прошлом жирный крест, торжественно сказала себе Фейт.

Внезапно ей пришло в голову, что смерть принять проще, чем предательство.

Об умершем можно хранить самые лучшие и нежные воспоминания, тогда как все ее воспоминания о Льюке были теперь безнадежно отравлены изменой. Я уже никогда не смогу испытывать к нему никаких добрых чувств, подумала Фейт, так что лучше раз и навсегда вычеркнуть его из своей жизни. Равно как и все, с ним связанное.

К несчастью, несмотря на благие намерения, Фейт никак не удавалось подавить гнетущее чувство одиночества, рассеять которое не в состоянии оказалась даже растущая привязанность к Говарду Харрисону. Привязанности этой никогда не суждено перерасти в любовь, поэтому к удовольствию от общения с Говардом у Фейт всегда примешивалось ощущение некоторого отчаяния и безнадежности.

Приближения уик-энда Фейт ожидала с радостным нетерпением. О предстоящем переезде не знал никто, кроме Говарда, и это было к лучшему: если уж рвать с прошлым, то сразу и навсегда. Все, кто мог бы попытаться ее найти, были так или иначе связаны с Льюком, и, как сильно подозревала Фейт, любой интерес к ее скромной персоне неизбежно угаснет, едва она исчезнет из их поля зрения.