Книга Двадцать четвертая буква - Том Лоу

– Зачем тебе пушка? Мы должны были просто обменяться товаром и разойтись по своим делам.

– А зачем ты принес пистолет, капрал Джонсон?

– Всегда ношу с собой. В основном для защиты. Стрелял из него только на стрельбище.

– Где письмо?

Джонсон залез в карман рубашки и достал его. Из темноты показалась рука и выхватила бумагу.

Мужчина достал из кармана крошечный фонарик. Джонсон наблюдал, как свет пробегает по буквам, невидимые глаза изучали каждое слово.

– У Сэма Спеллинга было исключительное воображение. Да ладно, капрал Джонсон, ты и вправду веришь, что я много лет назад убил эту бедную девушку? И все это время невиновный, козел отпущения, сидел в тюрьме под твоим бдительным присмотром. Ты должен оценить иронию. Сейчас Чарли Уильямса готовят к казни. Любезность губернатора. Уильямс может заявлять о своей невиновности всю дорогу, пока его будут вытаскивать из камеры и запаковывать в ремни, но ему никто не поверит. Они не поверили тогда… и не поверят сейчас. Похоже на библейскую философию, око за око. Правосудие как месть. А теперь давай подытожим: Сэм Спеллинг мертв, а его секрет у меня в руке. Священник, который выслушал это признание, мертв. А значит, остается только один живой человек, которому известно мое имя.

– Ты убил священника?

– И за это я должен благодарить тебя. Итак, капрал Джонсон, все сводится к тебе. Когда ты умрешь, умрет и тайна. А когда казнят Чарли Уильямса, сгинет вся история, люди быстро ее забудут. Удивительно быстро, если быть точным. Попробуй-ка вспомнить имя последнего человека, казненного штатом.

Джонсон молчал.

– Что, капрал, не можешь? А ведь ты работаешь в этой системе.

– Если ты убьешь меня, о тебе узнают, – неожиданно громко выпалил Джонсон.

– И откуда же, капрал?

– Я отправил по почте страховку. Я написал твое имя и все, что про тебя говорил Спеллинг. И отправил письмо представителю властей. Сейчас я могу перехватить письмо и уничтожить, пока его не получила полиция. Но для этого мне надо быть живым. Так, может, ты просто отдашь мне деньги, как договорились, я уйду, заберу письмо, пока его не открыли, и сожгу? И ты больше обо мне не услышишь… никогда. Богом клянусь.

– Богом? Это должно меня впечатлить? Тебе стоит придумать что-нибудь получше. Ты правда думаешь, что умнее меня? Или что это вроде игры, рассылки писем счастья? Вот уж нет, капрал.

Мужчина шагнул в сторону, чтобы подобрать с крыльца пистолет. Джонсон моментально вскочил, выхватил из бочонка вилы и бросился на мужчину. Удар вил разорвал на мужчине рубашку и ободрал кожу на груди.

Ствол пистолета уставился Джонсону точно в лоб.

– Сидеть! – приказал мужчина.

Джонсон поднял руки, медленно отошел на пять шагов назад, нащупал стул и сел. Ему на щеку сел москит. Едва он начал пить кровь, Джонсон замахнулся, чтобы его прихлопнуть. Он промазал. Мужчина, стоящий во тьме, выхватил насекомое из воздуха, раздавил пальцами и вытер руку о штаны.

– Ты недостаточно быстр, капрал Джонсон, – произнес он. – А вот пистолет у тебя симпатичный.

Порыв ветра крутанул старую мельницу. Джонсон видел, как между лопастями мелькает луна, накачанное адреналином сознание воспринимало ее как причудливый стробоскоп. Потом Лайл Джонсон увидел белую вспышку, и луна взорвалась. Он обмяк на стуле, на шею приземлился новый москит.

Стрелок вытащил из пистолета Джонсона все патроны, кроме одного. Он подобрал все патроны, потом обхватил правой рукой Джонсона рукоятку пистолета и выстрелил в ночное небо. Мужчина отпустил руку, и пистолет выпал на крыльцо, подскочил и улегся рядом с темным пятном. Пятно неторопливо растекалось по столетним сосновым доскам.

25

О’Брайен встретился с детективом Дэном Грантом у входа в приемный покой Баптистской больницы. Когда они вошли, О’Брайен заметил:

– Может, где-то тут есть кофе. Дэн, постарайся вспомнить все, что говорил тебе Спеллинг. Отец Каллахан рассказал мне все, что Спеллинг ему поведал. Все, кроме личности стрелка. Может, есть что-то еще, какая-то мелочь, которая подойдет к этой головоломке.

Прежде чем ответить, Грант оглядел приемный покой.

– Слушай, Шон, когда я уходил из церкви, Хендерсон и Вальдес расспрашивали про тебя.

– Расспрашивали?

– Ну, типа как ты во все это влез. Вроде того, что если ты отставной коп, то почему не отошел от дел. Конечно, для них это больше вопрос охраны своей территории, но у тебя даже нет лицензии частного детектива. Может, подумаешь об этом, если…

– Я не собираюсь ставить на паузу жизнь осужденного человека, пока буду бегать получать лицензию. Я этого не выбирал. Отец Каллахан позвонил мне, как только выслушал Спеллинга. Это была предсмертная исповедь. Каллахан хотел, чтобы заключенный ее записал, поскольку знал: если Спеллинг не выживет, давать показания будет некому. Он позвонил мне, поскольку мы были друзьями и поскольку он знал, что я тот самый коп, который поймал и отправил Чарли Уильямса за решетку.

– Слушай, мужик, я на твоей стороне. Я чертовски рад, что ты с нами. Хендерсон и Вальдес тебя не знают. Они слышали о тебе, и все. Может, когда они увидели, как ты идешь через толпу журналистов и все сыплют вопросами, и как тебя вспомнили по делу Сантаны, парни решили, что им хреново с тобой соревноваться.

– Я только что потерял близкого друга. У нас странный набор улик и всего семьдесят девять часов на поимку убийцы. Сам видишь, этот парень пошел вразнос. И он умен.

– Ну, ты тоже не кукла. Но как же ты пропустил его в первый раз? Почему крайним оказался Уильямс?

– Я пропустил его, потому что этого от меня хотел преступник, а я ничего не понял. Он расставил ловушку, проложил тропку к Уильямсу. У меня было полно дел. Хотелось ставить зарубки на пистолет. Загрузка выше крыши, и как только мы нашли кровь жертвы в машине Уильямса, я больше на него не оглядывался. В ней была его сперма. На его лице – следы ногтей. Сердце подсказывало, что все как-то слишком просто, и это меня тревожило, но в ту неделю, помимо Александрии Коул, на мне висело еще два дела об убийстве, и одно меня здорово выматывало. Серийный педофил, средний возраст жертв – девять лет. Нам не хватало людей, и полагаю, я нашел для себя отмазки.

О’Брайен чувствовал, как в голову затекает усталость.

– Мужик, не бери в голову. Намного легче обернуться и рассуждать, «что, если», когда все уже позади. Так, значит, Уильямса, парня в камере смертников, подставили. Но к чему настоящему убийце вылезать наружу спустя десять лет? В смысле, Спеллинг исповедовался священнику… откуда преступник узнал об этом? Как он проник в больницу и убрал Спеллинга, если вообще это он?

– Здесь есть связь… какая-то связь.

– Шон, мне нужно нечто большее. И тебе тоже, если ты надеешься заставить окружного прокурора заново открыть это дело. Люди забывают. Свидетели умирают.