Книга Медный всадник - Полина Саймонс

– Да, Танечка, с днем рождения, – повторила мать, спеша к выходу. – Не забудь закрыть дверь.

Папа поцеловал ее в лоб и не преминул заметить:

– Твоему брату сегодня тоже семнадцать.

– Я помню, папа.

Отец работал инженером-технологом на Ленинградском водоканале. Мама была швеей. На их предприятии шили халаты для больниц. Даша два года назад бросила университет и устроилась медсестрой у зубного врача. Когда-то между ними было нечто вроде пылкого романа, но все давно закончилось. Однако Даша не ушла, потому что работа ей нравилась. Не пыльная и платят неплохо.

Татьяна отправилась на завод, где все утро провела на собраниях и митингах. Начальник цеха Сергей Красенко спросил, кто хочет вступить в добровольческие отряды, отправляющиеся на рытье окопов, чтобы помочь доблестной Красной армии отогнать проклятых фашистов.

Татьяна почти не слушала. Окопы… отряды… все казалось таким далеким. Вчера она встретила Александра.

Красенко продолжал говорить. Оказалось, что укрепления к северу от Ленинграда, тянувшиеся по старой границе с Финляндией, необходимо как можно скорее привести в порядок. Опасались, что Финляндия попытается получить назад Карелию.

Татьяна навострила уши. Карелия… Карельский перешеек… Александр вчера что-то говорил об этом. Александр…

Татьяна поникла.

Женщины молча слушали Красенко. Но ни одна не вызвалась рыть окопы. Никто, кроме Тамары, той, что сидела последней на конвейере.

– Что я теряю? – прошипела она, вскакивая. Наверное, ей до чертиков надоела ее работа.

Сегодня до обеда Татьяне выдали очки, косынку и коричневый халат. Ложки и вилки куда-то исчезли. Теперь по конвейерной ленте плыли патроны. Они рядами ложились в маленькие картонные коробки, а она должна была укладывать коробки в большие деревянные ящики.

Ровно в пять Татьяна сняла халат, косынку и очки, плеснула в лицо водой, аккуратно стянула волосы резинкой и вышла за ворота. Предстояло шагать по проспекту Стачек, вдоль знаменитой заводской стены, бетонного сооружения высотой семь метров, тянувшегося на пятнадцать кварталов. До ее остановки было всего три.

А на остановке ждал Александр.

При виде высокой фигуры лицо Татьяны озарилось радостью. Невольной.

Схватившись за сердце, она на секунду остановилась, но он улыбнулся, и она побагровела от смущения, проглотила уже привычный комок в горле и пошла ему навстречу. И лишь краем сознания отметила, что он держит фуражку в руках. Жаль, что она так небрежно умылась. Наверняка что-то не в порядке.

В голове теснилось столько слов, что она не могла говорить. И это как раз в ту минуту, когда уместнее всего было бы заговорить как ни в чем не бывало. Как будто ничего не было.

– Что ты здесь делаешь? – пролепетала она.

– Знаешь, началась война. Со мной все может быть кончено, и очень скоро, так что не время притворяться, – жестко ответил он.

И опять у Татьяны не нашлось слов.

– С днем рождения.

– Спасибо.

– Будешь праздновать?

– Не знаю. Сегодня понедельник, все усталые, злые… Поужинаем. Может, выпьем.

Она вздохнула. В другом мире, возможно, стоило бы набраться храбрости и пригласить его на именинный ужин. Но это в другом мире. Не в этом.

Они ждали. Вокруг толпились мрачные люди. Но Татьяна не испытывала ни грусти, ни горечи. Может, она и была бы такой, как они, если бы стояла одна. Если бы рядом не было его.

И вдруг она вспомнила о войне. Как пойдет дальше ее жизнь?

– Откуда ты узнал, что я здесь?

– Твой отец сказал, что ты работаешь на Кировском. Вот я и рискнул в надежде, что ты еще не успела уехать.

– Почему? – беспечно бросила она. – Или у нас уже входит в привычку встречаться в автобусах?

– У нас? Советских людей? Или у нас с тобой?

Она вспыхнула.

Подошел переполненный автобус, куда, однако, смогли втиснуться два десятка счастливчиков. Молодые люди даже не попытались включиться в общую свалку.

– Пойдем, – решил он наконец, уводя ее с остановки.

– Куда?

– Я провожу тебя до дома. Нам нужно поговорить.

Девушка с сомнением покачала головой.

– До дома километров восемь, не меньше, – заметила она, поглядывая на свои ноги.

– Сегодня ты в удобных туфлях? – неожиданно спросил он.

Татьяна кивнула, проклиная свою ребяческую неловкость.

– Вот что, давай доберемся до улицы Говорова, а там сядем на первый трамвай. Сможешь пройти один длинный квартал? Здесь слишком много народа, и все ждут автобуса или троллейбуса. На трамвайной остановке людей поменьше.

– Но он не идет до моего дома, – возразила Татьяна.

– Зато идет до Варшавского вокзала, где можно пересесть на шестнадцатый трамвай, который как раз останавливается на углу Греческой и Пятой Советской. Или вместе со мной пересядешь на второй трамвай. Я сойду у казарм, а ты – у Русского музея. – Он помедлил, – Или пойдем пешком.

– Ни за что! – решительно отказалась Татьяна. – Даже если бы на мне были лапти. Идем на трамвай.

Она уже знала, что не сойдет ни у какого вокзала, чтобы вернуться домой в одиночестве.

Прождав трамвай минут двадцать, она согласилась пройти несколько километров до шестнадцатого трамвая. С улицы Говорова они свернули на улицу Скапина, которая шла по диагонали к набережной Обводного канала.

Татьяна не хотела садиться в свой трамвай. Не хотела, чтобы он садился в свой. Она хотела идти и идти вдоль голубого канала. Но как ему это сказать? И без того столько нужно спросить!

Ведь она так старалась не навязываться! Всегда подбирала слова, однако боялась показаться дурочкой и поэтому предпочитала молчать, так что вместо этого казалась либо болезненно застенчивой, либо попросту воображалой. Вот Даша ни о чем подобном не задумывалась. Говорила первое, что в голову придет.

Вот сейчас, пожалуй, стоит прислушаться к внутреннему голосу, достаточно громкому и уверенному.

Ее так и подмывало спросить Александра о Даше.

Он начал первым:

– Не знаю, как тебе сказать… Ты можешь посчитать, что я вмешиваюсь не в свои дела, но…

Он нерешительно замолчал.

Татьяна вопросительно уставилась на него.

– Может быть, это и так, – заметила она, – но все равно говори. О чем ты?

– Таня, скажи отцу, чтобы забрал твоего брата из Толмачева.

Татьяна почти не слышала его, потому что они как раз добрались до затейливого здания Варшавского вокзала и она мимолетно подумала, как, должно быть, хорошо сесть в поезд, увидеть Варшаву, Люблин и Святокрест… Но тут в мозг врезались отдельные слова: брат, Толмачево, забрать…