Книга Ненависть - Джулия Баксбаум

— Здесь мне чуть больше тридцати, — говорит Рут, опуская поднос с сотней сортов чая. — Я уже не знаю, во что мне труднее поверить: что я когда-то была такая молодая или что я сейчас настолько старая.

— Вы до сих пор выглядите потрясающе.

— Спасибо, дорогая. Послушай, ты извини за все эти вопросы про Эндрю. Я не хотела сделать тебе еще хуже.

— Вы и не сделали. Абсолютно.

— Если тебе когда-нибудь нужно будет с кем-то поговорить, я в твоем распоряжении. Я знаю, что ты обсуждаешь подобные вещи с дедушкой, но если тебя станет интересовать женское мнение…

— Спасибо, я благодарна вам за это. — Я смотрю на следующий снимок, который я раньше не замечала: здесь Рут двадцать с небольшим, на руках она держит младенца — портрет матери. — Действительно благодарна.

— Это моя Сара. Она была очень красивым ребенком, — говорит она, и становится ясно, что это фотография ее дочери.

— Прелестное дитя.

— Она сейчас тоже юрист, в округе Колумбия. Хотя уже готовится уйти на пенсию. Она завершает свою карьеру, тогда как твоя только начинается. — Она еще раз смотрит на фото, качает головой и снова ставит его на каминную доску. — Послушай, я бы хотела поговорить с тобой о Джеке, если ты не возражаешь. Ты не находишь, что в последнее время он выглядит немного по-другому?

— Да нет. Я хочу сказать, он, может быть, кажется несколько уставшим, наверное, ему нужно почаще выходить гулять. Эта идея по поводу вашего с дедушкой совместного вязания производит гнетущее впечатление. А что? Что происходит?

— Я не знаю. Просто теперь он чаще становится рассеянным. Забывает обо всем, теряет вещи…

— Я думаю, это у нас, Праттов, семейное. У меня все совершенно так же. Бывало, я заходила в ванную и обнаруживала, что надела белье шиворот-навыворот. Пратты все немного того. Я уверена, что дело именно в этом.

— Возможно, конечно, но…

— Если бы с ним было что-то не так, он бы мне сообщил. Когда мы в последний раз ходили с ним к врачам, они сказали, что у него может немного ухудшиться память. Это возраст, и такие вещи вполне естественны.

— Но, Эмили…

— Он бы обратился ко мне, Рут, если бы с ним было неладно. Нет, серьезно, с дедушкой все в порядке. — Я уверена, она понимает, что я в действительности хочу этим сказать. «Он должен быть в порядке. Просто должен быть».

— О’кей, — говорит она и делает неопределенный жест рукой, который я истолковываю как «не обращай на меня внимания».

И я именно так и поступаю. Мы завершаем наше изысканное, с оттопыренными мизинчиками, чаепитие светской беседой о том, как нелегко приходилось Рут, когда она была одной из всего лишь четырех девушек на всем юридическом факультете. Мы непринужденно болтаем, сплетничаем, смеемся, и ни одна из нас больше не произносит ни слова о дедушке Джеке.

ГЛАВА 8

Две недели спустя я стою в очереди на посадку в самолет, вылетающий в Ньюарк и принадлежащий компании «Континентал Эрлайнс», вместе с Карлом Мак-Кинноном. Со мной ноутбук, пятнадцать папок с материалами дела, на плече сумка, и к тому же я тащу за собой свой чемодан со сломанным колесиком. Сейчас четыре тридцать утра, и, хотя руки мои болят от тяжелого багажа, я серьезно опасаюсь, как бы не заснуть прямо на ходу. Голова моя то и дело клонится набок, и я чувствую, что в уголках рта собирается слюна. Как и подобает высококвалифицированному профессионалу, я вытираю рот рукавом костюма. На нем остается след.

Когда подходит наша очередь на регистрацию, женщина за стойкой приветливо улыбается нам, несмотря на несусветную рань. Я пытаюсь ответить на ее воодушевление, но у меня не хватает на это энергии. В результате получается нечто вроде раздраженного ворчания. Я начинаю рассказывать женщине, что мы направляемся в Литтл-Рок, штат Арканзас, но Карл перебивает меня.

— Произошла серьезная ошибка, — говорит он, громко и четко проговаривая каждый слог. — Мою коллегу определили в экономкласс. Я требую, чтобы ее немедленно пересадили в первый класс, она должна сидеть рядом со мной. — Женщина реагирует на важность момента, печатая что-то с бешеной скоростью. Хоть я и молчу, но никакой ошибки здесь нет. За заказ билетов отвечала я, а секретарша Карла занималась бронированием гостиницы. Я умышленно взяла себе дешевый билет, а Карлу — билет в первом классе. Я посчитала, что теснота — это небольшая плата за то, чтобы некоторое время быть от него подальше.

— Простите, сэр. Весь первый класс забронирован, — говорит она. Я осознаю, что на это время затаила дыхание, и медленно выпускаю воздух. Сама мысль о том, чтобы в ближайшие три с половиной часа сидеть рядом с Карлом, для меня почти невыносима.

— Это неприемлемо, — заявляет Карл и с силой хлопает ладонью по стойке. — Каждый год я летаю самолетами «Континентал» на расстояние более ста тысяч миль. Назовите свое имя. Я хочу поговорить с вашим менеджером. — Карл вываливает на стойку кучу всевозможных пластиковых карт: платиновую карточку постоянного пассажира компании, черную — «Америкэн Экспресс», блестящий пропуск в «Адмирал-Клаб». В ответ женщина яростно стучит по клавишам, и на лбу у нее появляется испарина.

— Вот, похоже, у нас кое-что появилось, сэр. Я очень сожалею, что так получилось. — Она начинает распечатывать документы и складывать их вместе. — К сожалению, это будет стоить на двести шестьдесят четыре доллара дороже. Вас это устроит?

Она продолжает печатать, просто делая вид, что занята.

— Разумеется, — говорит Карл, протягивает ей свою кредитку и подмигивает мне. Это командировка по делу «Синергона».

— Ваши места 1А и 1Б. Желаю вам удачного полета.

На этом утро моей свободы заканчивается. Женщина протягивает нам наши посадочные талоны, причем на моем стоит штамп службы безопасности, а у Карла — нет. Это означает, что перед тем, как я попаду в самолет, мой багаж будет подвергнут ручному досмотру. Есть определенная ирония в том, что из нас двоих на роль террориста она выбрала именно меня; вероятно, это мое наказание за то, что связалась с таким козлом.

Пока мы проходим через контроль службы безопасности, Карл читает мне лекцию об уверенности в себе, говорит, что без нее я ничего не добьюсь в этом мире. Он явно воодушевлен своей победой в борьбе за место в самолете и находится в веселом расположении духа. Мы останавливаемся в терминале, чтобы попить кофе и позавтракать, и он заводит светский разговор. Похоже, этот человек полностью зависит от обстоятельств. На людей за стойками и письменными столами он наезжает со всей своей агрессией. Но сидя на пластиковом стуле, с рогаликами на коленях и чашкой кофе на подлокотнике, он ведет себя вполне по-человечески, даже, можно сказать, дружелюбно, как будто он с нетерпением ждал этих трех дней, которые мы проведем с ним в Арканзасе вместе.

А я нет. Следующие двадцать четыре часа я проведу с Карлом один на один. Из аэропорта Литтл-Рок мы отправимся в Аркадельфию (место настолько удаленное, что я не смогла его найти через сайт компании «Экспедия») и следующие три дня просидим в пыльном конференц-зале, обсуждая заявление мистера Джонса. План заключается в том, чтобы замучить его отвратительными подробностями смерти его жены. По-моему, Карл буквально так и сказал: «Заставим его рыдать». А завтра все станет еще более мерзким. В полдень прилетит Карисса, чтобы присоединиться к нам.