Книга Крест и Король - Гарри Гаррисон

* * *

Далеко к северу от устья Эльбы, северней даже, чем цитадель Рагнарссонов на датском Сьяелланде, великая школа Пути, его святилище все еще лежало под глубоким снегом на норвежском берегу в далеком Каупанге. Толстый лед мостом перегородил фьорд от берега до берега. Люди торопились поскорее оказаться под домашним кровом.

И все же среди стремительных силуэтов лыжников одна фигура застыла, неподвижно стоя в снегу: Виглик Провидец, самый уважаемый жрец Пути. Туда, где он стоял, с неба слетались птицы, кольцом усаживаясь вокруг него. Стая росла, и прохожие стали показывать на нее, звать других посмотреть. Постепенно люди – жрецы, их ученики и слуги – образовали второй круг снаружи от первого, держась на почтительном расстоянии, ярдах в пятидесяти.

Одна из птиц, яркогрудая малиновка, вылетев из круга, села на плечо Виглика и громко и долго щебетала. Виглик стоял в снегу не шевелясь и слушал, склонив голову набок. Под конец он благодарно кивнул, и птичка улетела. Ее сменила другая, севшая на руку в перчатке, которой Виглик сжимал свои лыжные палки. На сей раз это был крошечный крапивник с хвостом, задранным, как шпора всадника. Она тоже пропела длинную песенку и замолкла в ожидании.

– Спасибо, сестричка, – услышали люди слова Виглика.

Затем все птицы стремительно вспорхнули и перелетели под кроны деревьев. Появилась большая черная ворона, которая не уселась на плечо Виглика, но расхаживала перед ним взад-вперед, время от времени нагло и хрипло каркая. Это выглядело насмешкой. Однако Виглик продолжал стоять безмолвно. Под конец птица задрала хвост, пустила на землю струю и улетела.

Через какое-то время Виглик поднял глаза и устремил взгляд вдаль. Когда он опустил глаза, на его лицо вернулось нормальное выражение. Зная, что видение уже кончилось, его собратья рискнули приблизиться. Впереди шел Вальгрим, признанный глава святилища и жрец Одина-отца – немногим по плечу была такая ответственность.

– Какие новости, брат? – наконец спросил он.

– Новости о смерти тиранов. И новости похуже. Сестрица малиновка сказала мне, что Папа Николай умер в Рим-граде, собственные слуги удавили его подушкой. Он расплатился не за то, что посылал воинов против нас, а за то, что потерпел поражение.

Вальгрим кивнул, довольная улыбка раздвинула его бороду.

– А брат крапивник сказал, что в земле франков король Карл Лысый тоже убит. Один из его графов вспомнил, как предшественники Карла брили голову длинноволосым королям, чтобы показать, что они больше не короли, и добавил, что Бог наградил Карла лысиной, чтобы показать, что он никогда не должен был стать королем. Когда Карл велел своим людям схватить графа, другие графы восстали и вместо этого убили его самого.

Вальгрим снова улыбнулся.

– А ворона? – подсказал он.

– Ее новость похуже. Ворона сказала, что один тиран все еще жив, хотя сегодня едва не был убит, это Сигурд Рагнарссон.

– Может быть, он и тиран, – ответил Вальгрим. – Но при всем при том он любимец Одина. Если бы Путь мог залучить его на свою сторону, он бы приобрел могучего ратоборца.

– Может быть, и так, – ответил Виглик, – но его тварь – ворона – относится к нам, как к его врагам, убийцам его брата. Она грозила мне, грозила всем нам, его местью. Однако я знаю, что ворона не сказала всей правды. Она кое-что утаила.

– Что же?

Виглик медленно покачал головой:

– Это по-прежнему скрыто от меня. И несмотря на все, что ты сказал, Вальгрим, я не думаю, что путь к победе в Судный День лежит через таких, как Сигурд Рагнарссон, с его жестокостью и его жертвоприношениями. Нужен не только великий ратоборец, чтобы победить Локи и отродье Фенриса. И не кровь возвратит Бальдра к жизни. Не кровь, а слезы.

Несмотря на весеннюю прохладу, лицо Вальгрима залилось краской – была задета его честь, к тому же были упомянуты недобрые имена и дела. Сдержав себя, он спросил только:

– А в конце, когда ты как будто вглядывался вдаль?

– Вдали я увидел двух орлов. Первый вился над вторым, но потом второй снова поднялся вверх. Я не видел, кто в конце концов победил.

Глава 5

Дьякон Эркенберт сидел в поле на самом солнцепеке у высокого стола, разложив перед собой чернила и пергамент. Близился к завершению занявший почти весь день тяжкий труд. Тяжкий, но и благодарный. Эркенберт ощущал, как его переполняет сознание собственной значительности, почтение, едва ли не благоговение, когда он перебирает толстую стопку пергаментных листов, строчка за строчкой исписанных именами: за каждым стоит просьба о принятии в ряды нового ордена, основанного архиепископом Запада, – Ордена Копья, или, на их языке, Lanzenorden.

За время долгого пути на север из Кельна в Гамбург Эркенберт осознал, что существуют особые обстоятельства, благоприятствующие созданию Ордена монахов-воинов именно здесь, в Германии. В его родной Нортумбрии, как и во всей пронизанной родственными связями Англии, таны, которые составляли костяк любой армии, годились только для одного: удобно устроиться на землях, пожалованных им королем. А затем горы своротить, лишь бы не только удержать эти земли за собой, как бы ни стали таны стары, толсты и непригодны к воинской службе, но и удостовериться, что поместья честь честью перейдут к их детям. Иногда они посылали сыновей служить вместо себя, иногда стремились попасть в фавор к королю или духовенству, поддерживая их законы и любую хартию, которой требовалось присягнуть тем или иным образом. И хотя они делали все это и даже посылали своих дочерей для похотливых услад некоторых магнатов, в Англии вряд ли можно было найти клочок земли, на который не претендовал бы сын какого-нибудь аристократа, или сына аристократа, который в конце концов оказался бы не обманут в своих ожиданиях.

Не так в Германии. Сословию воинов здесь не разрешалось оседать на земле и устраиваться с удобствами. Службу необходимо было нести. В противном случае замену находили немедленно. Воину средних лет следовало самому позаботиться о том времени, когда его держащая меч рука ослабеет – ведь его князь не считал, что обязан будет что-то сделать для него. Что касается сыновей воинов, многие из них не имели никаких надежд на будущее. И не зря, холодно подумал Эркенберт, при всех своих заботах о чистоте крови они больше подобны смердам или керлам, чем благородным, ведь у них можно отобрать их собственность в любой момент. Такие люди, благодаря их воинственности, толпами будут рваться в Орден, который даст им, словно черным монахам, кров и товарищескую поддержку до самой смерти.

И все же он и его товарищи не имели бы такого успеха при наборе рекрутов, если бы не красноречие архиепископа Римберта. Десятки раз на пути из Кельна в Гамбург Эркенберт слышал, как тот скликает толпы в каждом городе, где они останавливались, и слышал его проповеди.

Архиепископ всегда вспоминал слова евангелиста Матфея: «Я посылаю вас, как овец среди волков».

Он напоминал слушателям, как Христос запретил апостолу Петру сопротивляться воинам, которые пришли за Ним в сад Гефсиманский, как требовал от своих учеников подставлять другую щеку, а если кто-то заставляет их пройти с ним одно поприще, пройти два.