Книга Ситка - Луис Ламур

Жан знал глубину залива Якутат и лучшие места для якорных стоянок и торговли на острове Касаан. Он знал по именам лучших трапперов в каждой индейской деревушке, у кого с наибольшей вероятностью можно купить лучшие меха. Он знал имя и репутацию каждого индейского вождя, знал их отношения с другими племенами. Он знал о ручье, кишевшем красной рыбой, который впадал в залив Хамбэк, и о водопаде примерно в полумиле от берега. Он знал о проливах, где приливные течения были очень опасными, где лежали подводные скалы, о которые легко распороть обшивку корабля.

Чаще всего он осторожно справлялся о закрытых гаванях, тайных проливах, волоках и надежных местах, где можно спрятать корабль от патрульных судов. Каждый, с кем он беседовал, знал очень немного, но в общем собранные сведения представляли огромную ценность. Ни одна охотничья история не была для него слишком длинной, и любой торговец или траппер находили в Жане Лабарже внимательного слушателя.

Немногие имеющиеся карты района Ситки были страшно неточными, но он собирал все, что мог, и тщательно изучал их. Не проходило и дня, чтобы он не просматривал собранную информацию, потому что для Жана было недостаточно иметь ее в книгах, она должна находиться у него в голове. Лишь один человек знал о существовании карты, и этим человеком был Роберт Дж. Уокер.

Все эти годы двое друзей иногда переписывались, сообщая друг другу о своих делах. Успехи Роба Уокера впечатляли. После того, как закончился его срок в сенате, он возвратился к адвокатской практике, однако оставался влиятельным лицом в политических кругах.

Жан Лабарж знал, что его собственные интересы к Русской Америке, чисто коммерческие, и интересы Уокера к ней различны. Для Жана торговля аляскинской пушниной была источником богатства, и если полуостров будет открыт для американцев, его возможности возрастут многократно. Он уже знал о золоте, но сколько еще богатств скрывает эта холодная земля, можно было только догадываться.

Роб Уокер думал об Аляске с точки зрения их юношеских мечтаний, как еще одном территориальном приобретении, подобном покупке Луизианы у французов. Интересы Жана Лабаржа были проще и более сиюминутные: Аляска означала для него деньги и приключения. Этого для Жана было достаточно.

Теперь, после стольких лет планирования, похоже, он получит доступ к северным краям. Если Ротчев купит у него пшеницу, он или сам доставит ее в Ситку, иначе она так и останется у него на ферме. Он выращивал зерно как раз для такого случая. Естественно, он не сомневался, что сможет сбыть ее на внутреннем рынке, но его интересы лежали на севере, а груз пшеницы — это верный пропуск в Ситку.

Это был его шанс, и ошибок быть не должно. Через три или даже два месяца груз мехов в Сан-Франциско принесет дополнительную прибыль, но нужно быть осторожным... Барон Зинновий наверняка не будет спускать с него глаз. Тем не менее, в северных туманах или лабиринте каналов может случиться многое. Он должен выбрать лучшие места для быстрой покупки мехов, скользнуть в россыпь прибрежных островов, выскользнуть оттуда, а затем бежать. Полный вперед на юг и...

Он встал и начал расхаживать по комнате, размышляя над тоннажем груза, вооружении, товарах для обмена с индейцами.

Его мысли вернулись к Елене. Он вспомнил серые глаза, темные, зачесанные назад волосы, спокойное достоинство и ее красоту... он дурак, что тратит время на такие мысли. Она принадлежала другому человеку. Она племянница царя! И все же он думал о ней, и вряд ли перестанет думать, потому что, вдруг понял Жан, он полюбил ее.

На лестнице перед его дверью раздались легкие шаги. Жан опустил руку на револьвер, с которым никогда не расставался, и стал ждать. Громилы из Сидней-тауна вламывались не в один дом, грабя и убивая себе на потеху. За дверью послышался скрип, затем тихий стук. Левой рукой Жан открыл дверь. Это был Барни Коль.

Он широко улыбался.

— По-моему, она наша! Я купил нам!

Глава 8

Граф Александр Ротчев аккуратно сложил газету «Альта Калифорниен» и опустил ее на стол рядом с тарелкой. Он был высоким пожилым человеком с точеными чертами лица, седеющими волосами и эспаньолкой. Он задумчиво посмотрел на свою жену. Елена, обратил он внимание, была сегодня утром необычайно спокойна.

Более того, она встала раньше, чем обычно. Она казалась моложе и свежее. Волосы ее были затянуты красивой лентой, и Ротчев рассеянно спросил себя, как она будет выглядеть с взлохмаченными волосами, и решил, что она будет еще очаровательнее. Если бы только он был на несколько лет моложе...

Граф вздохнул. К сожалению, некоторые вещи не подвластны достоинству стареющего дипломата, придворного и личного посланника царя. А жаль.

Он улыбнулся, вспомнив, что какой-то философ, он не мог вспомнить его имя, сказал, что ни один мудрый человек не захочет стать моложе. Человек, сделавший это замечание, явно не видел Елену утром, сразу после ванны. А этим утром ее глаза сияли, на щеках играл румянец. Румянец, заставляющий задуматься.

Что бы ни отняли годы у графа Ротчева, они не смогли отнять знание женщин. Он женился поздно, его женитьба, скорее, подчинялась целесообразности, соединив две влиятельные фамилии в еще более влиятельный союз. Семейная жизнь пошла ему на пользу, а их брак оказался удачным сверх всяких ожиданий, и этим он обязан был Елене.

Благодаря ей граф Ротчев получил спутника жизни, прекрасно ухоженный дом, познал нежность. Она проявила тонкое понимание его проблем, подходя к совместной жизни с такой зрелостью суждений, какая была бы удивительна в женщине ее возраста для любого другого человека, кроме Ротчева. Граф, хотя это был его первый брак, удачно пережил бесчисленное количество менее формальных связей и с тех пор кое-чему научился. Он знал, что не только годы делают женщину практичной и не только опыт — мудрой. Дураку годы приносят лишь старость, но не мудрость.

Понимание Еленой дипломатии и государственной политики было едва ли меньшим, чем его собственное, а в этом деле красивая и умная жена — величайшиее преимущество. Она в высшей степени активно использовала свой талант, свои знания и связи. Елена умела слушать. Мужчины часто делятся собственными планами с красивыми женщинами, а у Елены было неоценимое качество: она могла заставить самого ужасного зануду поверить, что он блестящий рассказчик. Что еще более важно, Елена помнила, что слышала, и никто не мог более умело направить разговор в нужное русло, чем она.

Елена была мягкой, прелестной и восхитительной, тем не менее в ее характере скрывалась стальная твердость. Одно дело, размышлял он, любить женщину. Совсем другое — восхищаться ею и уважать ее мнение. Он восхищался женой в большей степени потому, что она всегда была и останется женщиной.

Он попробовал кофе и решил, что он слишком горячий. Поставив чашку на стол, он взял трубку. Этот молодой человек... как бишь его звали? Лабарж... Жан Лабарж. Для американца он показался графу на удивление хорошо информированным. Другие американцы, с которыми он встречался, были поглощены исключительно своими собственными проблемами, делами своей страны, очень мало зная о проблемах других стран и народов. Это было одно из преимуществ, которые могла себе позволить второстепенная держава, потому что только когда нация становится мировой державой, в ее обязанности входит знать и понимать другие народы, иначе она не сможет достичь своих целей. Правят знанием. Россия никогда это не понимала, и поэтому всегда оставалась вне орбиты мировой политики. Англия, Франция, Германия и Испания, и даже Австро-Венгрия и Голландия — все участвовали в устройстве судьб мира, в то время как Россия, создав великую империю, редко занималась мировыми делами.