Книга Там, где билось мое сердце - Себастьян Фолкс

– Но система образования у шотландцев вроде бы нормальная. Намного лучше нашей.

– Вне всяких сомнений. У них на уме не только драки, есть и мирные обычаи. Ночь Бёрнса[14], само собой. Выходные с Вальтером Скоттом в окрестностях замка Абботсфорд. Народные гуляния в честь битвы при Бэннокбёрне[15]. Кстати, можешь взять напрокат килт. На Тринити-стрит молодцы из клана Драммондов подберут тебе какой-нибудь нейтральный тартан, не боевого окраса. Но помни: в пабах и в столовой лучше высказываться осторожно.

Враждебности к шотландцам я не испытывал, по пабам ходить не собирался, о чем и сказал Норману. Вероятно, он подумал, что я рохля и зануда.

Придя в столовую, я словно бы попал на съемки голливудского фильма о Тюдорах. Еле успевал увернуться от брошенных куриных ножек, которые летали между старинными канделябрами со свечами, в рискованной близости от затылков первокурсников, их очков и студенческих тужурок, а те лишь робко посматривали на стоявший на возвышении стол, за которым когда-то трапезничали короли.

Гроут сказал, что после ужина мы отправимся в паб «Черный лев», знаменитый стаканами с гравировкой и тем, что туда захаживают все потенциальные премьер-министры.

К тому моменту мой питейный опыт был весьма скромным: бутылочка сидра в субботу утром или фруктовый десерт с ликером на девчоночьей вечеринке, если вдруг пригласят.

Еще двое парней присоединились к нам у ворот, и в самом пабе уже сидели несколько наших студентов. Пиво из наклонных бочек лилось прямо в огромные кружки, которые с глухим стуком ставили на барную стойку. Денег разливальщику никто не совал, я сообразил, что расчет после, за все скопом. Со страхом глянул на огромную кружку, не представляя, как смогу влить в себя столько. За ужином я выпил стакан воды, и пить совсем не хотелось.

– Ну, Роберт, давай сразу до дна, – сказал бородатый малый. Ему было уже под тридцать, но он тоже был первокурсником и тоже с медицинского. Я послушно вылакал кружку и не успел ее поставить, как передо мной поставили вторую.

Через несколько часов я поднялся на крыльцо, над которым была буква «Т», потом в замедленном темпе добрался до своей конурки, совершенно довольный собой и своей судьбой. Меня пошатывало, но нажать на выключатель все-таки удалось, и зажегся свет. Я с гордостью осмотрел свое новое жилище. Как выяснилось, я совсем не рохля и, возможно, очень скоро стану своим в кругу бывалых студентов, глядишь, и ужинать буду за столом на постаменте, под щитами с геральдическими зверями и пернатыми.

С завтрашнего дня начинались лекции, первая вроде бы в девять. Потом занятие в анатомичке. Ничего, как-нибудь справлюсь. Парень я деревенский, крови не боюсь. У меня твердая рука и зоркий глаз. Я на правильном пути, медицина мое призвание…

И вдруг мой зоркий глаз заметил нечто странное: на кресле лежала женская сумка. Ее точно раньше не было. Но чья? Вряд ли Норман Гроут ходит с такой. Я постучался в дверь собственной спальни.

– Роберт? – отозвался женский голос.

– Я.

Щелкнул замок, дверь распахнулась, и я увидел Мэри Миллер.

– Мэри, ты…

Она рассмеялась.

– Не ожидал? Конечно нет. Привратник дал мне свой ключ. Наплела ему, что я твоя сестра. В женском колледже новеньких будут заселять только с завтрашнего утра. Не хотелось тратить деньги на гостиницу, вот я и…

Кажется, была названа эта, а может, иная, столь же малоубедительная причина. Как человек, только что обретший гармонию с миром, я был полон снисходительного великодушия.

– И правильно сделала. Ты ужинала?

– Да, спасибо. Тут неподалеку живет моя крестная, она отвела меня в ресторан. Мы с ней выпили вина, и много. Послушай, Роберт, очень милая квартирка. Тебя тут поселили как лучшего абитуриента?

– Понятия не имею. Сказали, вот тебе ключ, шагай, студент. Чаю хочешь?

– Было бы замечательно. Скажи, где заварка и чашки, я сама все сделаю. А какой вид из окна! На реку! Вот бы и мне такой же.

И снова рассмеялась.

Наполненные чашки она притащила в спальню.

– Тут гораздо приятнее. Давай включим лампу. Вот так. И открой шире окно, чтобы было слышно реку.

Мы сидели рядышком, привалившись спиной к изголовью, и потягивали чай. После моря пива только чая мне и не хватало, но почему-то даже в голову не пришло отказаться.

– Это козодой, – сказал я.

– Кто-кто?

– Послушай. Сначала громкое верещание, а потом будто кто-то причмокивает губами.

– Ой, правда причмокивает. Роберт?

– Что?

– Ничего, если я останусь переночевать? Зубная щетка у меня с собой. В сумочке.

– Оставайся, конечно, я могу лечь на полу.

Какое-то время мы молчали, но это было не в тягость, наоборот.

– Роберт? – снова позвала она.

– Да?

– Ты знал, что я твоя соседка?

– Знал, конечно. Помню, как увидел тебя в первый раз. Я сидел у окна со стихами Катулла. А ты как раз вышла на газон, в теннисной майке и юбочке.

– Почему ты меня тогда не окликнул, не поздоровался?

– Мы ведь не были знакомы. И мне нравилось за тобой подглядывать.

– Знаю.

– Что?

– Я знала, что ты подглядываешь, – сказала Мэри. – Я хотела тебе об этом сказать. Несколько раз даже почти решилась. До того, как мы стали друзьями.

– Так ты знала?

– Ну да. А почему тебе нравилось за мной наблюдать?

Лукавить я не стал.

– Мне нравилось, что у тебя есть отец.

Она усмехнулась:

– Это все?

– Нравилось, как выглядит ваш дом. И как твои волосы упали на плечи, когда ты сняла с них ленту.

– Что еще?

– Как ты задрала юбку, чтобы почесать ногу, когда лежала на животе с опущенной головой.

Мэри поставила чашку, опустила голову.

– Опущенной вот так?

Тут я вспомнил, что она сегодня тоже пила, возможно, не меньше меня.

Я поднялся с кровати, осмелев до наглости.

– Да. Именно так. А теперь чеши ногу, – скомандовал я.

Она снова хохотнула и задрала подол.

– В траве у нас полно всяких противных букашек. А ноги были голые. Можно я сниму чулки?

– Нужно. Положи их на стул.