Книга Убийственная осень - Наталия Клевалина

«Откуда ж музыка?» — думала Овчарка и шла дальше. В одном месте трава доходила до самой воды. В траве лежали большие красно-коричневые валуны. И еще там лежало что-то белое. Наверное, бревно, гладко облизанное морем добела и выброшенное на берег, здесь таких много. Нет, не бревно. Коричневый кожаный поясок и мокасины «Гуччи»… белый костюм… теперь он желтый от песка… У Шуры Каретной было лицо маленькой усталой девочки, которая только что заснула. Овчарка могла его видеть, когда волны слегка шевелили мертвую. Овчарка испугалась. «Ну же, — сказала она себе, — трусиха ты, твой бравый прадед теперь от стыда за тебя вертится в гробу, как пропеллер. Это просто мертвый человек. Нечего тут бояться. Не укусит он тебя. Давай подойдем поближе. И это еще тоже не страх». Если б Овчарка была одна, она, вероятно, и струсила. Но с ней была лошадь — все же живое существо рядом, не так страшно. К тому же кобыла, как показалось Овчарке, смотрела на нее с издевкой: вот, мол, дрейфло. Овчарка подошла ближе. Что-то, наверное, в цифровом плеере само нажалось, и вот теперь песенка так и врезалась в уши Овчарке. «Будь со мной, каким хочешь, но люби меня только такой» — этот приставучий мотивчик припева в Москве Овчарка мурлыкала про себя несколько дней подряд.

— Бедная, вот бедная, — прошептала Овчарка, — какое у нее усталое тело…

Рукава пиджака задрались до локтей, и можно было видеть запястья — все синие. У Овчарки год назад умер дедушка, который был ей вместо отца. Бабушка читала по нему сорок дней подряд по вечерам какую-то молитву, и Овчарка многое из нее запомнила. Там слова такие были: «Бури жизни миновали, страдания земные закончены, бессильны враги с их злобою, но сильна любовь…» И вот теперь, когда Овчарка увидела лицо мертвой Шуры Каретной, они вдруг вспомнились. Какое это было лицо! У людей такие лица бывают, когда они засыпают сразу после тяжелой работы, едва только коснувшись подушки. После работы, которую они должны были непременно сделать и вот наконец сделали. Да, Шура выглядела так, словно где-то в холодном море она долго с кем-то вдоволь занималась любовью, покачиваясь на волнах, и вот теперь, когда никаких желаний больше не осталось, вышла на берег, чтобы немного поспать одной. «Приплыла уже… белая ждет…» — так сказал Юрик.

Овчарка увидела органайзер в коричневой обложке, в который Каретная записывала что-то на катере серебряной ручкой. Оказалось, что маленькая книжечка прикреплена к коричневому поясу тонкой металлической цепочкой, наверное, чтобы не потерять. Органайзер она носила, скорее всего, во внутреннем кармане пиджака. Теперь он лежал на песке. Овчарка подняла его, не сводя глаз с мертвой, и попробовала отстегнуть цепочку. В это время она услышала голос Вассы где-то за березовой рощей. И еще чей-то, который тоже звал ее. Овчарка закричала в ответ, но, судя по всему, ее не услышали, потому что голоса стали удаляться от берега. Овчарка пробовала отстегнуть органайзер, но у нее не получалось, и она ругалась про себя. Тогда, ведя за собой лошадь, она побежала по тропинке через рощу. Очутившись на просеке, вновь крикнула «Васса!», и Васса отозвалась где-то совсем близко. Овчарка пошла на голос и скоро увидела Вассу. С ней был Овчаркин отец — вот, оказывается, кто еще ее звал. Васса принялась ее ругать.

— А этот что, сам вызвался пойти? — спросила Овчарка Вассу.

— Конечно, что я его, силой, что ли, притащила? Овчарка, ты настоящая свинья. Ты так и хочешь, чтоб я одна с этого острова уехала! Нет, уж не пойдет, подруга.

Тут подоспел эмчеэсовец, тот самый, который говорил, что через двадцать минут закроет двери. Он тоже сильно ругался. Он наорал сперва на Овчарку, а потом на Вассу:

— Если твоя подруга чокнутая, засунь ее в психушку где-нибудь на Большой земле, а не таскай на остров! Мне что, делать нечего, бегать тут! Мне еще жить не надоело!

— Я спасала лошадь, — сказала Овчарка.

Эмчеэсовец покрутил пальцем у виска, после чего принялся наезжать на отца Овчарки:

— Вам что тут, детский сад, штаны на лямках? Я должен за каждым бегать!

Тут Овчарке это надоело, и она рявкнула:

— Отлезь от моего отца!

— Так это твой отец?

— Да, это мой отец, а это моя лучшая подруга! Они пошли за мной, потому что захотели пойти. И тебе крупно повезет, если ты когда-нибудь на моем месте окажешься и хоть один человек не побоится за тобой побежать! Кстати, там, у моря, лежит труп. Если мы его не вытащим из воды, его смоет и унесет.

Эмчеэсовец опять разорался. Он кричал, что ему начхать, даже если там сотня трупов, но он идет в монастырь и немедленно закрывает двери, потому что сам трупом стать не хочет в тридцать лет. А если Овчарке угодно, она может оставаться здесь со своей умалишенной подругой и спятившим папашей. Овчарка уперлась снова. Она сказала, что, если труп унесет, его больше уже могут не найти, море большое. А если он уплывет, уплывут вместе с ним все улики, потому что Шуру Каретную убили, она в этом уверена.

— Какую Шуру-Муру! — завопил эмчеэсовец. — У меня тут тайфун! У меня тут шторм в восемь баллов! У меня, может, завтра тут вместо каждого дома по завалу будет! У меня ни собак, ни вертолетов, ни врачей! А я бегаю тут за тремя уродами!

— Тайфун уйдет от острова, — сказала Овчарка уверенно.

— Почему это?

— Потому что… потому что я сказала ему, чтобы он ушел.

— Господи, псих на психе! — простонал эмчеэсовец, схватил лошадь за повод и пошел к монастырю скорым шагом.

Овчарка крикнула ему вслед:

— Нервы лечи, спасатель хренов!

Васса сказала Овчарке:

— Не время упираться. Теперь он точно закроет двери. Он вообще-то неплохой парень. Пошли.

— Но там труп! Он уплывет!

— Овчарка, если я пойму, что мне надо тебя тащить за волосы в укрытие, чтобы твоя мать не осталась одна на свете, я это сделаю, ты меня знаешь, так что выбирай.

— Я буду участвовать, — встрял Овчаркин папаша.

> Пришлось Овчарке идти в монастырь. Она шла и всю дорогу злилась и брюзжала, что труп уже наверняка уплыл. Что Васса и отец испортили ей всю жизнь и теперь ей уже не представится больше такой шанс — стать как прадедушка.

Когда они пришли в монастырь, дождь кончился. Всю ночь с моря дул сильный ледяной ветер, будто хотел выдуть весь тот страх, который наводила «Лорелея» на обитателей Бабьего острова. Стало ясно, что тайфун прошел стороной. Ночь пришлось Овчарке и Вассе пересидеть в бывшем тире под монастырем. Там же Овчарка познакомилась с двумя парнями-экстремалами. Они были просто счастливы, что из-за тайфуна попали сюда, потому что, если б не «Лорелея», их не пустили бы в подземный тир. Они говорили, что здесь где-то есть вход в катакомбы.

А в катакомбах будто бы похоронен разбойник Кудеяр, а вместе с ним все его несметные сокровища. И вправду в дальней стене был проход, забитый досками. Экстремалы светили фонариком между досок и шепотом уверяли Овчарку, что это и есть вход. Овчарка им не поверила. Она сказала, что, когда тут было при совке военное училище, курсанты наверняка все облазили. Но экстремалы ответили, что курсанты просто не знали, где искать, а они знают.