Книга Квадратный корень из лета - Гарриет Р. Хэпгуд

– А где звезды? – Томас поворачивался на месте, глядя на потолок, а я разглядывала, как его отдельные части – бицепсы, плечи и грудь – соединяются воедино.

– Что? – переспросила я, выигрывая время.

– На потолке. – Томас повернулся ко мне. – У тебя были наклеены звезды, которые светились в темноте, как по волшебству.

– Это был сульфид цинка, – поправила я.

– Я и говорю – звезды. Ты же поняла, о чем я писал в своем имейте?

По комнате

снова

прошла

рябь,

и я перестала

что-либо

понимать.

Он уже второй раз говорит о каком-то имейте, и уже вторично от этого упоминания время начинает вести себя как пьяное. Даже если у него был мой адрес, моей электронной почты уже не существовало – я все стерла после Джейсона. Да и с какой стати Томасу присылать мне имей спустя пять-то лет? Предупредить о неожиданном приезде? Это до некоторой степени его извиняет. Но я активно настроена обижаться.

Я не могу перенастроить мозг на новую эмоцию.

Томас уже уселся на кровать, все еще озираясь, и стянул ботинки – подобная непринужденность немного сбивала с толку. Взяв мой будильник с подоконника, он начал с ним возиться.

– Что это? – вдруг спросил он, показывая будильником на уравнение на стене.

– Математика, – объяснила я и затем, потому что это, ясное дело, математика, торжествующе добавила: – Уравнение.

– Хм. – Томас бросил будильник на матрац и полез мимо меня к стене, поднявшись на колени, чтобы получше рассмотреть. В носке у него оказалась дырка. С Джейсоном я много раз была обнаженной, мы даже купались голыми, а тут всего лишь большой палец, однако это неожиданно интимно. – А почему на твоей стене?

Я настроила на будильнике правильное время и поставила обратно на подоконник, пока Томас поудобнее устраивался на том конце кровати, где было больше подушек.

– Это домашнее задание. – Больше ничего говорить не требовалось: я не обязана объяснять предложение миз Эдеванми. Я вообще еще не решила, буду ловить ее на слове или нет. Но Томас с бесстрастным видом ждал продолжения. – Мне задали разработать математическую теорию из гипотезы, что время, которое нужно для путешествия по тоннелю во времени туда и обратно, меньше, чем время, которое проведет наблюдатель в ожидании тебя. Ты появишься с опозданием.

– Нарния навыворот, – подхватил Томас. Вывод, к которому пришла и я. Телепатия. – Да, ты всегда была миз Космонавт – Научный Гений. – Он кивнул на телескоп на комоде и оглядел пустые углы. – А где твои вещи?

– У меня есть вещи, – сразу ощетинилась я, показывая на дневники Грея, стопкой лежавшие на столе, и – ха! – глубокую тарелку с хлопьями на стуле.

– О-о-о, миска! – замахал руками Томас. – Тебе нужны вещи! У меня комната как обезьяний вольер: кружки, тарелки, постер «Кленовых листьев», кулинарные книги, «Четыре в ряд»[12]… Открытки из всех мест, где я побывал. Фломастеры, комиксы. Можно с ходу понять: ага, этот парень рисует, любит путешествовать и «Марвел» ему нравится больше «Ди-Си», что говорит о многом.

Я оглядела свою комнату. Нет, она не говорит. Не говорит мне, был ли ты влюблен, по-прежнему ли ты не любишь помидоры, когда переключился с фуфаек на кардиганы. Она не говорит, что случилось, когда ты уехал и зачем ты вернулся. Но ведь, строго говоря, все мое имущество – это дневники Грея и стикеры Соф. Чужие вещи. Марсиане были бы озадачены.

– Моя комната – моя капсула времени… – Томас глянул на меня так, будто я обязана была сразу вспомнить: «О, конечно, капсула времени, о которой он говорил на кухне пару дней назад». – По крайней мере, теперешнего меня, – уточнил он. – Томаса Мэтью Алторпа, семнадцати лет. Археологи придут к заключению: он был неряхой.

Снова повисла тишина. Я представила его в комнате деда без всех упомянутых вещей. Томас потыкал меня пальцем из дырявого носка и без всякой связи сказал:

– Я вылил виски на ковер Грея.

– Погоди, что?! Зачем?

– В качестве поминального ритуала. Это же была его комната?

– Ну да.

– Я не задумывался, где буду жить, когда приехал. Твой папа предоставил мне на лето комнату Грея, и я не хотел делать вид, будто это пустяки, водвориться там и хозяйничать. Требовался ритуал.

– С виски?

– Вот именно. – Томас поддернул рукава кардигана и изобразил, как выливал виски. Я попыталась осмыслить услышанное. Значит, он понимает, что его пребывание в комнате Грея совсем не пустяк, и достаточно умен, чтобы учинить нечто в духе Грея – окропить ковер вискарем. Суеверие, ритуал и неряшество в равных долях.

– Твое возвращение получилось не таким, как я себе представляла, – призналась я.

– Ты ожидала, я буду трещать о лосях и кленовом сиропе? – якобы не понял меня Томас и вытащил из кармана яблоко и пригоршню монет, которые ссыпал на подоконник. – Вот, – просиял он. – Комната Грея требовала виски – твоя комната требует вещей. Прямиком из Канады и, гм, твоего сада. Это твоя капсула времени, Марго Гелла Оппенгеймер на восемнадцатом году жизни.

Я ощутила мимолетное раздражение. Это его вещи, а не мои, с ними не получится моей временнóй капсулы. Моя капсула содержит молчание, ложь и сожаление, для которых потребовался бы контейнер размером с Юпитер.

– А почему ты так зациклен на капсулах времени?

– Мне нравится непрерывная запись, – объяснил он. – Чтобы вспоминать, какой я был, если я изменюсь. Свою капсулу я оставил в Торонто.

– И что в ней было?

– Фломастеры. Комиксы. Мои старые очки. Ключи от машины, на которой я ездил два месяца и продал, чтобы прилететь сюда. А что, избегать отца я могу и без нее. Это Торонто, а вот… – Томас выставил левую руку и показал розовый шрам длиной пару дюймов. – Пусть мне уже не двенадцать и мы несколько лет не общались, – он взглянул на меня, – но у меня осталось это, и я могу вспомнить тот день.

Вау, у него шрам, как у меня. Я не знала, что у него тоже остался шрам.

Но отсюда не следует, что Томас меня знает.

– Я не хочу открывать нашу временнýю капсулу, – сказала я, не заботясь, оставляли мы ее вообще или нет. Во мне росло раздражение. – И не хочу вспоминать наши двенадцать лет! Подумаешь, шрам! Это не причина ни разу мне не написать.

Мама, Грей, Джейсон – никто из них не может мне ответить. Как же приятно наконец на кого-то наорать!

Томас соскочил с кровати и сгреб с пола ботинки. Мои слова, словно пощечины, сбили ямочки с его щек. Голосом ровным, как окружающий пейзаж, он сказал:

– А ты никогда не думала об этом с другой точки зрения? Что и ты ни разу мне не написала?