Книга Я намерен хорошо провести этот вечер - Александр Снегирев

* * *

В вагоне Костян подвешивает себя за руку к поручню и, скучая, рассматривает рекламу какой-то книжки. «Как обрести истинную церковь, двухэтапная гибель Америки, Россия – последнее пристанище бога на Земле»… На следующей станции в дверь заглядывает старушонка потерянного вида.

– Я на этом поезде доеду до станции… – старушка сверяется со скомканной бумажкой: – «Новая Слободская»?.. – и поднимает глаза на мужика, стоящего к ней ближе всех. Тот бурчит что-то неопределенное, остальные молчат.

Старушка мнет в пальцах бумажку. Костян молчит вместе со всеми, старушка, как назло, больше никого не спрашивает, а как-то невнятно озирается. Костян собрался уже сказать старушке, что ей надо проехать одну остановку, затем пересесть и проехать еще одну, а станция называется «Новослободская», а не «Новая Слободская», но двери захлопываются, и поезд отъезжает.

Костян успокаивает себя тем, что спросили не его, что он, в принципе, может вообще не париться. Сама виновата, название станции правильно произнести не может, да еще и выбрала идиота неместного. Только теперь Костян обращает внимание на план метро– политена, перечеркнутый свастикой. Свастика нарисована черным маркером, линии блеклые, нажим слабый, автор торопился. Костян рассматривает черный знак, наползший на цветные линии московских подземных маршрутов. Ему начинает казаться, что и цветные линии сплетаются не просто так, а со смыслом, образуя другой магический символ. Мы ездим по этому лабиринту целыми жизнями, переходим с красной ветки на зеленую, с зеленой на желтую. Мы подчинены власти этого знака. Свастику сотрут уборщицы, а этот знак останется и будет разрастаться.

* * *

От метро Костян тащится на своих двоих. Хлюпает носом. Сильно течет, а салфетки нет. Утирается рукой. Все равно течет. Втягивает изо всех сил. Чувствует соленое во рту, смотрит на руку. Бурые полосы на тыльной стороне ладони. Кровь. Приехали. Кровь из носа прямо на улице. Некрасиво.

Задрав голову и прикрыв ладонью нос, Костян останавливается у столба. Щекочущая капля стекла за рукав. Что делать? В таком виде только паспорт получать. Пока волновался, кровотечение прекратилось. Наверное, от мороза. Костян увидел фотолабораторию и заглянул туда. Здесь должно быть зеркало.

Нос оказался испачкан лишь едва, Костян потер послюнявленным пальцем возле ноздри, поскреб ногтем. Улыбнулся своему отражению. Теперь и за паспортом можно.

ОВИР переименовали в ФМС. На полу грязный линолеум с заломленными углами, вдоль стен – старые сейфы, выставленные из кабинетов за ненадобностью. Как верные солдаты, по привычке стоящие под стенами казармы, из которой их выперли. Очередь в несколько человек. Костян садится в кресло с обтрепанной обивкой, принимается терпеливо ждать. Родители еще в детстве научили его ждать в госучреждениях. Просто ждать. Не надо скандалить, жаловаться на проволочки. Жди – и рано или поздно дождешься. Родительский навык оказался весьма кстати, когда дамочка, выдающая паспорта, вышла из кабинета, заперла дверь и отправилась пить чай, покачивая увесистыми окороками зада. Мужчина из очереди, похожий на седого енота, принялся возмущаться. Результата это, естественно, не принесло.

Костян же сидит спокойно и получает удовольствие от разглядывания очереди. Вот дама в норковой накидке кокетливо просит у мужчины с портфелем чистый лист бумаги. Она забыла написать заявление. Вот пенсионерка в брюках и в короткой оранжевой дубленке. Каждая морщина пенсионеркиного лица тщательно натерта тональным кремом, так натирают гуталином любимые поношенные туфли, набрякшие веки подведены тушью, ссохшиеся губы ярко накрашены. Вот седая круглолицая дама в длиннополой шубе уговаривает внука по телефону, чтобы тот явился за паспортом лично. Так, мол, требует закон. То, что разговор идет с внуком, понятно по особенным заботливым интонациям дамы, по упоминанию слов «университет» и «сессия» и вопросу «Ты сегодня сырники ел?», который она повторила несколько раз.

Напившись наконец чаю, паспортистка возвращается. Седой енот, пыхтя от возмущения, лезет в кабинет следом за ней. Его вышвыривает крик: «Заходить строго по вызову! Вы что, читать не умеете?!» Сколько норковых шуб ни имей, сколько золотых колец на пальцы ни нанизывай, российское госучреждение всех подравняет, осадит, спесь собьет, и будут все сидеть смирно и ждать своей участи.

Мало-помалу очередь двигается. Хоть окон в закутке, в котором сидят ожидающие, нет, чувствуется наступление вечера.

* * *

Оказавшись в кабинете, Костян громко здоровается, усаживается на стул и называет свою фамилию. Пока чиновница ищет паспорт, он осматривается. Стеллажи с картотеками, бумажные иконки, портрет президента.

– Не судимы? – прерывает его мысли чиновница.

– Нет.

– Что-то я вас найти не могу.

Летом Костян потерял загранпаспорт. Дело было в Италии и превратилось в настоящее приключение. Ведь он умудрился потерять еще и паспорт Кати. Опасаясь итальянских карманников, она отдала ему документы на сохранение, а он все скопом проворонил во Флоренции, в поезде. Спрятал под подушку, а выходя из купе, забыл. Его даже не обокрали, позор. Выбраться из чужой страны без паспорта дело хлопотное. Пришлось совершить путешествие в Рим. Российское консульство находится в роскошном особняке, в который дипломаты каким-то непостижимым образом привнесли неповторимую атмосферу советской поликлиники. По мраморной лестнице палаццо-поликлиники, мимо стендов с писанным гуашью объявлением о наборе в группу русских народных танцев, вверх-вниз метался консул и, не стесняясь посетителей, обвинял подчиненных в мелком взяточничестве. Женщины-служащие умирали от жары в душных комнатках, оклеенных обоями. Римляне не клеят обои, чтобы в жаркую погоду от стен шла прохлада, но наши обои наклеили. В коридоре ожидали редкие посетители: русскоязычная мать с дочкой-подростком, здоровенная, молчаливая девица, тоже славянского происхождения, и мужчина. Когда мать собралась во двор покурить, дочка спросила, что ей делать, если их вызовут. «Да хоть усрись!» – ответила мать. «Сама усрись!» – нашлась дочь.

Здоровенная молчунья была в коротеньких шортах, майке и босоножках на толстенной платформе. Все предметы одежды были черны как южная ночь, а сама хозяйка бела как смерть. Крепкие ноги великанши покрывали многочисленные мелкие царапинки, порезы и прочие неприятности. Похоже, девица с утра спешно решила побрить ноги под холодной водой. Третий посетитель, мужчина, тоже итальянцем не был и выглядел так, будто какая-то волшебная сила перенесла его сюда прямиком из советского фильма про выходной день рабочего. Серый выглаженный костюм, черные ботинки, лицо и прическа с агитплаката. Отличник производства из пятидесятых нарядился и пошел с женой и дочкой кататься на каруселях в ПКиО, выпил волшебной газировки и угодил в Рим двухтысячных.

Войдя в кабинет помощника консула, Костян первым делом больно стукнулся мизинцем ноги в той самой сандалии «made in Italy» об автомобильный аккумулятор, стоящий на полу при входе. В Москве лет двадцать тому назад аккумуляторы заносили на зиму в квартиру: на морозе они разряжались, а новый было не достать. В Риме нет ни морозов, ни дефицита аккумуляторов, зачем помощнику консула понадобилось переть этакую тяжесть в свой рабочий кабинет – загадка.