Книга Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зря ты оставил амулет дома сегодня, – прошептал Ромул. – Может быть, болтайся у тебя золотой фаллос на шее, не стал бы болтаться тот, что между ног.
– Кончай прикрываться, – вымолвил, задыхаясь от смеха, Рем. – Лучше повяжи на свою штуковину волчий ремешок – то-то и между ног у тебя заведется волчья сила.
Насмеявшись досыта, близнецы отстали от него, и вся троица снова принялась гоняться за визжавшими девушками.
* * *
Как близнецы и предвидели, это происшествие сделалось предметом разговора во всем Риме. В тот же вечер отец Потиция обсуждал его в кругу самых близких – со своей женой, сыном, дочерьми и сестрами.
– Три юнца, обнаженные, если не считать волчьих шкур и масок, прикрывающих их трусливые лица, бегали по Семи холмам, пугая всех, кто попадался на их пути, – возмутительная наглость, вот как это называется!
– Неужели никто не попытался их остановить? – спросила мать Потиция.
– Несколько старейшин решились было сделать им замечание, но мерзавцы стали кружить вокруг бедных стариков со звериным воем и напугали их до полусмерти. Ну а когда им на помощь пришли мужчины помоложе, негодяи сбежали – их и след простыл.
– Но как они выглядели, муж? Неужели их никто не мог опознать?
– Мне-то откуда знать, я их не видел. А вы?
Потиций отвел глаза и промолчал. А когда одна из дочерей заговорила, нервно прикусил губу.
– Я видела их, отец. Шла навестить подругу на Виминал, когда они с воем и рычанием пронеслись через деревню.
Лицо отца одеревенело.
– Кто-нибудь из них приставал к тебе?
Она покраснела.
– Нет, отец! Разве что…
– Говори, дочка!
– У каждого из них было что-то вроде ремня, по-моему, узкая полоска, вырезанная из волчьей шкуры. Они щелкали этими ремешками в воздухе, как маленькими кнутами, и… И они…
– Продолжай!..
– Всякий раз, когда они встречали девушку или молодую женщину, они ударяли ее этим ремнем.
– Ударяли?
– Да, отец. – Она покраснела еще больше. – По груди.
– И тебя, дочка, тоже ударили по груди?
– Я… Я не помню, отец. Это было так страшно, что я ничего не запомнила.
«Лгунья!» – захотелось сказать Потицию. Сам-то он отчетливо запомнил этот момент и ничуть не сомневался, что сестрица тоже запомнила, поскольку, когда Рем хлестнул ее по груди, она ничуть не испугалась, а сама погналась за ним, норовя шлепнуть по голому заду.
Ему едва удалось скрыть ухмылку.
Отец Потиция покачал головой:
– Как я уже говорил, это возмутительно! Но еще возмутительнее то, что не все разделяют наше негодование.
– Что ты имеешь в виду, отец? – спросил Потиций.
– Я только что говорил со старшим Пинарием. Похоже, что это происшествие его забавляет! Представь себе, он говорил, что возмущаются случившимся только занудные старики, а молодые люди завидуют этим диким волчатам, да и девушки от них без ума. Ты ведь не завидуешь им, правда, Потиций?
– Я? Конечно нет, отец.
Потиций нервно коснулся амулета на шее. Он надел его, как только вернулся домой в тот вечер, желая, чтобы Фасцин был рядом с ним. Сейчас он успокоил свою совесть мыслью о том, что не так уж и солгал отцу, – не может же человек завидовать сам себе.
– И ты, дочка, не восхищаешься этими смутьянами, правда?
– Конечно нет, отец. Я презираю их!
– Хорошо. Другие могут хвалить этих дикарей, но наша семья обязана соответствовать самым высоким требованиям. Потиции показывают пример всему Риму. Вообще-то, так должны вести себя и Пинарии, но я боюсь, что наши родичи забыли о том, какие обязанности накладывает на них высокое положение. – Он покачал головой. – Но вот ведь что интересно – беспутных мальчишек было трое. Насчет двоих волчат сомневаться не приходится, это Ромул с Ремом. Но кто третий? Какого невинного юношу эти паршивцы, приемыши свинопаса, втянули в свою отвратительную игру?
Он в упор посмотрел на побледневшего Потиция.
– Как ты думаешь, сын, может, это твой кузен, юный Пинарий?
Потиций сглотнул комок в горле:
– Нет, отец. Я совершенно уверен, что это не Пинарий.
Отец хмыкнул и бросил на него проницательный взгляд.
– Хорошо. Достаточно об этом. У меня есть кое-что более важное, что стоит обсудить. И ты имеешь отношение к этому, сынок.
– Да, отец?
Потицию с трудом удалось скрыть облегчение в связи со сменой темы.
Старший Потиций прокашлялся:
– Как жрецы Геркулеса, мы играем в обществе очень важную роль. Люди с уважением прислушиваются к нашим суждениям о явлениях божественной природы. Но когда дело доходит до толкования воли богов и нуменов, есть многое, чему нам следует поучиться. Скажи мне, сынок, когда у земледельца высыхает колодец, кого он зовет, чтобы умиротворить злобного нумена, иссушившего источник? Когда рыбак хочет найти новое место для ловли, кого он призывает, чтобы обозначить границы на реке и прочитать молитву, задабривающую духа воды? Когда удар молнии поражает быка, к кому пастух обращается за советом, чтобы определить, проклято ли пораженное мясо и следует ли ему быть поглощенным огнем на алтаре, или же его можно благословить и с удовольствием подать на семейный стол?
– Если люди могут позволить себе это, то они зовут гадателя-этруска, из тех, кого этруски называют гаруспиками, – ответил сын.
– Именно. Наши добрые северные соседи, этруски, весьма сведущи по части гаданий и предсказаний. Их гаруспики неплохо на этом зарабатывают. Однако гадание – это не более чем умение, которому можно обучиться, как и всякому другому. В этрусском городе Тарквинии есть школа предсказателей – не сомневаюсь, лучшая из подобных школ. Так вот, сынок, я договорился, чтобы тебя приняли туда на обучение.
Долгое время ошарашенный Потиций молчал, пока не выдавил из себя:
– Отец, но я же не говорю по-этрусски…
– Очень даже говоришь.
– Говорю, конечно, но лишь в той степени, какая нужна, чтобы объясниться на рынке. А изучать гадание – это совсем другое дело.
– Значит, тебе нужно выучить их язык как следует, а уж тогда этруски научат тебя всему, что следует знать о знаках и знамениях. Подумай, ведь, завершив обучение, ты вернешься в Рим не только наследственным жрецом, но и гаруспиком!
Потиций и сам не знал, какое чувство в нем сильнее: радостное волнение или страх перед неизвестностью, перед разлукой с близкими и друзьями.
– И долго продлится обучение?
– Как мне сказали, три года.
– Так долго! А когда мне отправляться, отец?