Книга Миллиардер - Питер Джеймс

Повисла долгая пауза. Наконец Аманда нехотя произнесла:

– Из-за Дэнни.

– Какого Дэнни? Бенхакера?

– Да.

– Этот подонок что, названивал тебе?

– Нет. Утром мне позвонили из больницы в Уэст-Миддлсекс. Дэнни попал в аварию. На машине разбился. Еще в понедельник. Днем ездила его навещать. Представляешь, три дня был в коме, только вчера очнулся. Сейчас в реанимации лежит.

– А что за авария?

– Подробностей не знаю. Сказали, Дэнни вылетел с дороги на M4.

– Мы тоже там в понедельник ехали.

– Алекс, на Дэнни смотреть страшно… весь израненный… – Аманда заплакала, и Рок прижал ее к себе. – Извини. Не хотела портить наши выходные.

– Ничего удивительного, что ты переживаешь за Бенхакера. Это совершенно естественно. Мне тоже его жаль.

Алекс наклонился и поцеловал Аманду в лоб. Между тем из гостевой спальни начал доноситься зловещий лязг.

– Знаешь, – немножко повеселела Аманда, – из твоих друзей мне больше нравится канадец, который обожает латекс. По крайней мере, шума от него гораздо меньше!

Глава 6

Где-то глубоко во мраке песчаной бури, через которую он, образно выражаясь, пробирался уже сорок лет, скрывались воспоминания о том дне, когда в его жизни произошел переломный момент. Иногда, на кушетке у психотерапевта, он отваживался краем глаза заглянуть в эту воронку, в самый эпицентр шторма, но смелости не хватало, и всякий раз он был вынужден отпрянуть.

Генерал Иссер Аарон Эфраим, глава МОССАДа, секретной службы внешней разведки, надеялся, что с годами все пройдет. Но ему уже исполнилось шестьдесят четыре, а чувство, охватывавшее при тех далеких воспоминаниях, оставалось все таким же острым. И чувство это было ненависть, пылавшая в груди Эфраима с точно такой же неослабевающей силой, как и в тот жаркий, засушливый день, когда они с отцом ездили на рынок в Шедему. А когда вернулись к своему крестьянскому дому, обнаружили тела жестоко убитых родных. Мать, два брата, три сестры, дедушка и бабушка – все пали жертвами сирийской операции возмездия.

Еще сильнее ненависть разгорелась два месяца спустя, когда в Тель-Авиве Эфраим смотрел на отца, стоявшего на эшафоте с петлей на шее. И в чем же заключалось его преступление? Украл автомат на британском блокпосту и открыл огонь по сирийскому военному грузовику. При британском правлении подобные противоправные деяния карались смертной казнью через повешение. Именно так и поступили с отцом Эфраима.

Большую часть Второй мировой войны Эфраим был занят тем, что убивал англичан. Сначала в составе подпольной организации, ставшей известной как «банда Штерна», потом в «Иргун», возглавляемой будущим премьер-министром Израиля Менахемом Бегином. В 1944 году, во время миссии в Германии, целью которой было освобождение израильских военнопленных, Эфраим был схвачен немцами и заключен в Аушвиц. После капитуляции Германии Бегин отправил Эфраима в Рим в составе группы с особым заданием. Приказано было внедриться в Ватикан и разоблачить служителей церкви, наладивших прибыльный бизнес с полного одобрения папы – за деньги помогали нацистским офицерам бежать и подыскивали для них надежные укрытия.

Когда в 1948 году было основано Государство Израиль, Эфраима призвали на службу в МОССАД и отправили в Сирию. По легенде, он был успешным бизнесменом, сорящим деньгами направо и налево. Позже Эфраим женился на дочери сирийского министра технологий и приобрел большое влияние, став экономическим советником сирийского парламента.

Шел седьмой год пребывания Эфраима в Сирии. Пока жена ходила по магазинам, сотрудники сирийской разведки проникли в дом с крыши, выломав дверь чердака. Эфраима застигли сидящим на корточках возле радиопередатчика и передающим еженедельную оперативную сводку в Тель-Авив.

Эфраим хотел умереть, но на такое милосердие рассчитывать не приходилось. Десяток тюремных офицеров насиловал беременную жену Эфраима перед запертой дверью его камеры и продолжал долгое время после того, как и она, и ребенок были уже мертвы. Так начались четыре страшных года, навсегда наложившие на Эфраима свой тяжелый отпечаток. Молодой надзиратель, с усмешкой мочившийся на еду заключенного, прежде чем пропихнуть тарелку между прутьями. Пытки, во время ко то рых истязатели одно за другим вырывали у Эфраима имена израильских агентов. Потом их всех арестовали и замучили до смерти у него на глазах. Единственным, что поддерживало Эфраима и давало ему силу, была ненависть ко всему арабскому народу. Ненависть такая сильная, что только благодаря ей он и выжил.

В 1958 году Эфраима и других израильских заключенных неожиданно обменяли на восемьдесят пленных сирийцев, и он вернулся на родину. После долгого периода реабилитации Эфраиму поручили бумажную работу в тель-авивской штаб-квартире МОССАДа.

В свои обязанности он погрузился с головой. Повышение не заставило себя ждать. Он стремительно поднимался по карьерной лестнице, пока наконец год назад не был назначен на высшую руководящую должность.

Эфраим женился на израильтянке, девушке по имени Мойя. У них родилось четверо детей, два сына и две дочери. Старший избрал военное поприще и уже дослужился до капитана, второй сын начал многообещающую политическую карьеру, а старшая дочь была помолвлена с сыном главного раввина, который и сам пошел по стопам отца, причем, несмотря на молодость, подавал большие надежды. Крепкая, дружная семья, респектабельное положение, многочисленные успехи и достижения – казалось, все это должно было возвести надежную стену, отгораживающую Эфраима от прошлой жизни. Однако, как бы ни наслаждался Эфраим простыми семейными радостями в редкие свободные минуты, стена, скрывающая прошлое, была не толще листа бумаги.

Глава МОССАДа медленно слез с лежавшего на животе молодого араба и осторожно, почти ласково провел пальцем по его позвоночнику.

– Жаль, – проговорил он странным, лишенным эмоций тоном, – что нам не представилось случая провести вместе больше времени… узнать друг друга лучше… А ведь могли бы стать хорошими друзьями.

Генерал Эфраим натянул брюки и прикрыл молодого человека простыней. В комнате было тихо, если не считать едва слышных звуков, доносившихся от работающего кондиционера и видеокамеры «Сони», чей двадцативосьмимиллиметровый объектив выглядывал сквозь узкую щель в потолке. В этой зловещей тишине Эфраим мерил шагами комнату с не менее зловещей улыбкой на лице. Все клокочущие внутри бурные чувства, которые временами почти брали над ним верх, сейчас утихли. Эфраим был совершенно спокоен. Приблизился к двери, остановился перед ней и присел на ступеньку. Вдруг он ощутил сильную, почти болезненную слабость. Опустил голову, закрыл лицо руками и разрыдался – сначала тихо, потом громче, отчаяннее, почти до истерики. Десять минут спустя в той же позе Эфраим заснул.

А когда проснулся, не знал, долго ли спал. Так с ним бывало всякий раз, когда он приходил сюда, не в силах удержаться. Хотя сам не понимал, что его так манит. Просыпаясь, Эфраим всегда чувствовал одно и то же – страх. Окидывал взглядом комнату, но за то время, пока он спал, ничего здесь не происходило. Камера и кондиционер продолжали тихо работать. Эфраим встал и вышел за дверь.