Книга Вне зоны доступа - Вита Витренко

Только где ж взять деньги? С таджикским паспортом на приличную работу не очень-то устроишься. Остается либо уборка, либо торговля. Последнее привлекало больше. Но чтобы что-то продать, нужно сначала что-то купить, а денег-то нет. Круг замыкался. Айсолтан нашла выход: она сдала ювелиру два золотых колечка, свое и Тургунбая (к чему теперь?), купила большой термос, несколько упаковок сигарет и чая, банку растворимого кофе. Так начался ее маленький бизнес. Пусть серьезных денег он не приносил, но давал возможность платить за угол у пенсионерки (с прежней квартиры пришлось съехать) и откладывать на билет. Совсем по чуть-чуть. Как только набиралась более-менее круглая сумма, девушка бежала менять ее на доллары, чтобы ненароком не потратить. Питалась Айсолтан кое-как, но по праздникам всегда шла на рынок, покупала хороший кусок мяса и готовила жирный золотистый плов, источающий дивный аромат восточных пряностей. Этот плов она ела в одиночку, роняя в него слезы: его вкус напоминал ей о родине.

Часам к шести жара стала спадать. Воздух был еще тяжел и липок, но шею уже ласкал вечерний прохладный ветерок, дышать стало легче, и мысль о проливном очищающем дожде больше не казалась такой желанной. Офисные работники спешили по домам, на ходу отовариваясь сигаретами: женщины только успевали отсчитывать сдачу. Когда поток людей схлынул, к лоточку Айсолтан подошел невысокий светловолосый парень с приятным, но немного усталым лицом, и попросил сделать кофе. В ту же минуту у него зазвонил мобильник. «Идешь?» — буквально выкрикнул он. И после паузы разочарованно протянул: «Но почему? Ты ведь так хотела! Я же за месяц билеты покупал! Ай…» На парня было жалко смотреть — он чуть не плакал. Долго и нервно он курил, прихлебывая из пластикового стаканчика, и то и дело поглядывал на хорошенькую таджичку. Потом решился: достал из кармана два ярких пригласительных и один протянул ей. «Девушка, сходите вы. Сегодня в девять. Хороший концерт! (он назвал фамилию известного исполнителя). Жалко ведь, билет пропадет». Айсолтан растеряно улыбнулась: «Ну что вы… Я и не одета». — «А вы успеете, — парировал он. — Хотите, я вас даже подвезу — у меня машина рядом? Меня, кстати, Костя зовут, я работаю через дорогу».

Первый раз после пропажи Тургунбая Айсолтан приглашали на свидание. Да еще и таким странным образом. «Нет, — подумала она. — Не время и не место» — и отрицательно покачала головой. И вдруг вступилась молчаливая Ирина: «Ася, ну что ты, сходи! День деньской ведь на одном месте сидишь. Когда еще такая возможность будет!» «Сходи, сходи, молодая же», — эхом повторила Настя. И Айсолтан, как в тумане, не осознавая до конца, что делает, повиновалась, стала быстро и умело собирать свой лоточек, а когда справилась, подняла глаза на Костю. Тот указал на противоположную сторону дороги, где среди блестящих глазастых иномарок скромно затаилась маленькая «Таврия». На ней и поехали.

Айсолтан успела принять душ и наскоро подгладить легкое, белоснежное в сиреневых цветах платье, которое не доставала целый год. Нашлись и белые туфельки — свадебные. Густые черные волосы она не стала собирать в пышную прическу, а распустила по плечам. Когда в таком виде девушка выпорхнула на улицу, Костя потрясенно выдохнул: «Ух ты! Красивая!» В машине было душно, неприятно пахло резиной, и Айсолтан забеспокоилась, что ее благоухающей корицей наряд пропитается этим дорожным запахом. Но вскоре все мысли растворились в шуме и блеске нарядной людской толпы, в атмосфере общего беспричинного веселья, в энергии молодости и беззаботной радости. Концерт и вправду был хорош — Костя не соврал. На одной песне, особенно медленной и печальной, Айсолтан прослезилась, и эти мимолетные искренние слезы не ускользнули от Кости. В знак понимания он нежно провел по ее руке, и Айсолтан вдруг стало тепло и радостно, что сидит рядом с ней человек, который чувствует то же, что и она. Уже у самых дверей Костя решился спросить: «У тебя есть мужчина?». «Я вдова», — неожиданно соврала Айсолтан. Это слово в полной мере объясняло и ее положение, и душевное состояние. Поблагодарив за прекрасный вечер, она добавила: «Теперь я твоя должница. Кофе и чай — в любое время». На том и разошлись.

Чем меньше времени оставалось до конца рабочего дня, тем больше Костя нервничал. Конечно, он мог запросто сесть в машину и поехать домой, не обращая никакого внимания на стройную восточную девушку у перехода. Но знал, знал с самого утра, что не сможет не подойти к ней. И хотя заранее с этой мыслью смирился, теперь отчаянно волновался. Айсолтан напоминала ему лилию: такая же хрупкая, нежная, изящная. Но несмотря на юный вид, в ее поступках, словах, фразах сквозила недевичья мудрость — мудрость человека, пережившего серьезную потерю. Костя еще ничего о ней не знал, и эта атмосфера таинственности еще больше разжигала его желание снова ее увидеть. Он почти забыл о разладе с Ольгой (надо сказать, далеко не первом). И хотя умом понимал, что продавщица сигарет у перехода — не совсем его контингент, интуиция подсказывала: не все в этой истории просто. Не похожа она на обычную торговку!

Айсолтан не удивилась, заметив Костю. Она чувствовала, что он придет. «Кофе?» — улыбнулась она, и Костя кивнул. Увидев теперь Асю в этой кошмарной обстановке, он поразился, как не соответствуют декорации спектаклю. Захотелось тут же увести ее подальше, одеть в шелка, окружить заботой. «Одумайся, — пытался вразумить он себя. — До чего ты докатился? Допивай кофе — и уходи». А с языка уже сорвалось: «Пройдемся?». И Айсолтан, как и вчера, покачала головой, а Ирина снова сказала: «Иди», и лоток был собран, и Ася переоделась в легкое белое платье в дивных сиреневых цветах, а запах лаванды и корицы кружил Косте голову.

Так у них и повелось: до шести она торговала у перехода, потом Костя отвозил ее домой, где она переодевалась — и они гуляли по вечернему городу, впитывая влажную прохладу, где-то ужинали («Как же она мало ест!» — удивлялся Костя) и говорили, говорили, говорили. Он был поражен, узнав о ее образовании и любви к поэзии. Она удивилась, что украинский компьютерщик цитирует Омара Хайяма. Костю сразило ее самоотверженное одиночество на чужбине (правду о предательстве мужа он так и не узнал). Айсолтан потрясло его нежное к ней отношение. При этом плотского между ними еще не было ничего, лишь легкое касанье рук на прощанье. Почему-то на большее он никак не решался, а она не торопила…

Конечно, вечно так продолжаться не могло. «Я нашел тебе работу, — однажды сказал Костя. — Не лучший вариант, но продавать прессу в киоске все-таки приятнее». Она благодарно улыбнулась, так как давно уже тяготилась тем, чем занималась. Ирина и баба Настя, вместо того, чтобы облегченно вздохнуть, почему-то расстроились. «Береги себя», — на прощанье сказала Ирина.

У Айсолтан больше не получалось откладывать деньги. Во-первых, доходы ее с переменой места работы против ожиданий уменьшились, а не возросли. Во-вторых, теперь для нее было важно хорошо выглядеть, и она отдалась истинно женской страсти: побрякушки, заколочки, новые платочки и даже туфельки. «Так дело не пойдет», — то и дело говорила она себе, но проходила неделя, другая, а ее конвертик все не пополнялся. Смущало и то, что она до конца не понимала Костиного к себе отношения. Было между ними что-то большее, чем просто «друзья»: чувствовалось это во взглядах, в особых интонациях голоса, в мягких полунамеках, витавших в воздухе… Но никакого огня, никакой страсти, когда щеки горят, сердце готово выскочить из груди, а внутри все наполняется истомой и жаром, как случалось у нее с Тургунбаем! Ни разу, ни разу не предпринял Костя попытки сделать Айсолтан своей. Никогда не звал ее домой, не дарил подарков, не предлагал финансовую помощь. Она знала, что он мечтает поменять машину, но и он знал, что большего всего на свете она хочет вернуться на родину. Хотела… Айсолтан уже с трудом понимала, что же ей нужно.