Книга Посредине ночи - Александр Машошин

– Таможенный контроль, – солидно произнёс чиновник. – Предъявите!

Осока поднесла «рожки» своего планшета к планшету таможенника.

– Благодарю, – кивнул тот. – Почтовые контейнеры сгрузите здесь, их заберут в десять часов, – он указал на заштрихованную синими полосами площадку в углу стояночного пространства.

– Да-да, я помню ваши правила, – ответила Осока. – Алекс, мне придётся ждать почтальона, сходи пока, оплати стоянку. Справишься?

– Надеюсь, – я пожал плечами. – Где это у них?

– Тут схема такая: доходишь до конца ангара, по пандусу вверх, там кольцевой коридор. На внутренней стене магазины и там же контора, напротив входа в пятый ангар. Наш – третий, значит, идти надо направо. Держи деньги. Спасибо.

Глубина ангара оказалась под стать его ширине, метров триста, если не больше. Транспортные средства выезжали из него через ворота, пешеходы поднимались по двум пандусам вдоль перегородки на балкон, с которого, в свою очередь, можно было перейти в коридор. Контору я нашёл по большому светящемуся гербу, резко выделявшемуся среди прямоугольных вывесок местных магазинов. Назвать служащему ангар и стояночное место оказалось недостаточно, пожилой чиновник переспросил у меня ещё и регистрационный номер судна. Как хорошо, что Осока заранее позаботилась и заставила меня вызубрить пять букв и девять цифр, из которых он состоял! Обратно я шёл уже не спеша, попутно изучал нюансы здешней моды, в изобилии демонстрируемой дамами всех возрастов. Исключая комбинезоны, на «Румелии» женщины редко ходили просто в штанах. Чаще присутствовало сочетание брюк или юбки с более длинной верхней одеждой, не знаю, как точно её назвать, лёгкое пальто, что ли. Носили её так, чтобы она оставалась распахнутой, даже когда подпоясана широким декоративным ремнём, и открывала переднюю часть кофточки и юбки или брюк. Из-за голубоватой кожи панторанки предпочитали красно-синюю и серую гамму цветов. Рубашки и платья с орнаментом носили и без пальто. Они, вероятно, являлись национальной одеждой, поскольку женщин других рас, одетых в такие, я не приметил. Иностранки практически ничем не отличались от тех, кого я встречал на Сокорро или Суарби, только одеты были менее легко. Температура на станции показалась мне не вполне комфортной, думаю, около девятнадцати градусов, а из вентиляционных решёток веяло довольно зябким ветерком.

Возле одного из небольших кафе – здесь это слово произносили чуть иначе, «кэф» – расположенных у внешней стороны коридора, ухо моё уловило знакомую речь. Я замедлил шаги. Разговаривали двое мужчин. Изъяснялись они примерно так же, как Осока в первый день нашего знакомства, а в русском переложении беседа звучала вот как:

– Ну, как генеральша? Всё бушует? – спрашивал один.

– Как обычно. Требовала сказать ей правду. Говорю – не верит.

– Да разве она что понимает в этом?

– Ладно, Базили. Уволить она нас не уволит, мы ей слишком нужны. А больше что она нам может сделать? Премии лишить? Так я за неделю больше нахалтурю. А грязным ходить тоже надоело!

– Точно! Дай пять! И вообще. Чего она в личную жизнь ко всем лезет? Как отдыхаем, что пьём, где моемся… Я, что, работу свою плохо выполняю? А после смены – уж извини-подвинься, дело моё!

Осока к моему возвращению успела не только сдать почту, но и переодеться в белоснежную тунику из ворсистой ткани и сверкающие металлом синие брючки-лосины. Когда я вошёл, она как раз перекладывала всякие мелочи из сумки своего повседневного ремня в другую, подвешенную к нарядному плетёному пояску.

– Успешно? – спросила она. – Спасибо большое. А теперь пойдём в гости к моей подруге.

– Слышал разговор двух мужичков, – стал рассказывать я по дороге, – наверно эти, бреганцы. Жалуются на какую-то ужасно строгую начальницу. Генеральшей называли. Лютует, говорят, в частную жизнь сотрудников вмешивается.

– Генеральшей? О, под это определение подходит только одна на всей станции, – улыбнулась Осока. – Сейчас я вас познакомлю.

Громадный, как зал небольшого кафе, лифт поднял нас на богато оформленный верхний этаж. В кольцевом коридоре на внешней, вогнутой стене тянулся длинный ряд дверей, окаймлённых мягкими валиками уплотнителей и снабжённых по контуру заклёпками, возможно, декоративными. Надписи на них сообщали, кто из администрации какой из кабинетов занимает. Осока уверенно приблизилась к самой дальней от лифта двери, за которой коридор обрывался глухой перегородкой.

– Сюда? – удивился я.

– Да, идём-идём.

Почти половину небольшой приёмной занимало длинное мягкое сиденье со спинкой, вмонтированное прямо в стену, напротив него за прозрачным барьером стоял, тускло блестя металлическим корпусом, человекоподобный дройд-секретарь. При виде нас он не задал ни единого вопроса, просто вытянулся по стойке смирно и проскрипел, что мы можем войти. Вслед за Осокой я вошёл в кабинет с большим прозрачным окном, глядящим прямо в космос. Вдоль одной из боковых стен тянулась светлая мебельная стенка из дерева или же под дерево, в углу блестел выпуклой стенкой прозрачный цилиндр с дверьми, очевидно, подъёмник. Другая стена представляла собой огромный пейзаж: покрытая сине-зелёной растительностью долина, окружённая горами, белые шапки снегов на пиках и кучевые облака в пронзительно-синем небе. Посередине кабинета стоял вполне привычный мне по обиталищам наших чиновников Т-образный стол, окружённый многочисленными стульями. Из-за него навстречу нам поднялась хрупкая женщина с голубоватой кожей и огромными печальными золотистыми глазами. Волосы нежно-розового цвета были уложены в два массивных шиньона по бокам головы. Бросившись к Осоке, она крепко обняла её.

– Мой спутник Алекс. Рийо Чучи, директор этой космической станции и моя подруга, – представила нас Осока. – Сколько мы с тобой не виделись?

– По моим подсчётам, года три, – мягко улыбнулась «генеральша». – Присаживайтесь, друзья.

– Не могу поверить, что Вы и есть строгий директор, – признался я.

– Лишь по необходимости, – вздохнула Рийо.

– Алекс слышал, как тебя обсуждали два бреганских техника, – доверительно сообщила Осока, – и решил, что ты мегера какая-то.

– Должно быть, это Иан Кудра и Базили Вран. Гениальные механики. Но с тех пор, как я их взяла, живу, словно на вулкане. Ведут они себя… – Рийо покачала изящной головой. – После работы разводят водой этиловый спирт и употребляют с солёными водорослями. У них это называется куасти…

– Квасить, – подсказала более подкованная Осока.

– Да, возможно. Вообразите, какой аромат от них с утра. Часового однажды напоили, праздник у них был какой-то. Наружу без разрешения выходят: на свалке им, видите ли, что-то потребовалось. А пограничники их вылавливают и на меня рапорта пишут. Тут не так давно подрались с тремя мандалорианскими «черепами»…

– С тремя? И остались живы? – изумилась Осока.

– Отделали всех троих так, что один попал в лазарет!

– Однако…