Книга Клад вечных странников - Елена Арсеньева

– Сука, уродина! – простонала за стеной бабка, а потом послышался звук пощечины и горькие старческие рыдания.

Оксана усмехнулась. Да, было время, когда и она так на себя злилась, что тоже готова была сесть перед зеркалом и хлестать себя по щекам! Но, по счастью, та самая судьба, которая лишила в 42-м году Клаву Кособродову шанса на главную удачу в жизни, решила возместить убыток ее правнучке, Оксане Мальцевой.

Не пойти ли к бабкину комнату, не успокоить ли старуху? Нет, еще рано. Вот вернется Стас…

В дверь позвонили.

Он! Наконец-то!

* * *

Ирина едва успела что-то возмущенно выдохнуть в жадно приоткрывшиеся мужские губы, как они отпрянули от ее губ. Разжались руки, и возмущенный голос выкрикнул:

– Опять ты?! Да что же это за напасть?!

Ирину так и передернуло:

– Опять я?! Опять ты!

– Зачем ты за мной пошла?

– Я-а?! За тобой пошла? Да ты же сам ко мне на каждом шагу лезешь! Маришка на меня ведро помоев вылила, но ты-то знаешь, что я тебя не завлекала, не звала!

Темнота фыркнула сердито, потопталась, шурша сеном, потом призналась упавшим голосом:

– Знаю.

– Зачем же лез?

– Зачем, зачем! – Петр тяжело пыхтел, словно не зная ответа. – А ты чего сюда пришла? Я спать хочу.

– Ты знаешь, я тоже! – зло призналась Ирина. – Но по твоей милости мне спать негде! Маришка меня взашей выгнала. Не по деревне же ночью шастать, ночлега искать. Вот я и решила тут переждать. И надо же… Опять ты!

– Маришка выгнала? – переспросил он. – Вот здорово!

Похоже, у Петра вдруг коренным образом улучшилось настроение.

Вот же наглый котяра! Он что, рассчитывает продолжить прерванное Маришкой занятие? Прямо здесь, на сеновале?!

– Знаешь что? – сказала Ирина решительно. – Давай сразу расставим все точки над i. Тебе со мной ловить совершенно нечего. Если вздумаешь приставать, я плюну на свою репутацию и подниму такой крик…

– Ага, так тебе и поверят, что ты ко мне на сеновал пришла просто о погоде поговорить! – хмыкнул Петр. – Нет, уж лучше не кричать. Ладно, успокойся, нечего ловить – значит, нечего! Иди вот сюда, ложись, я тут сена взбил целую гору, знаешь, как мягко! А я наверх полезу.

– Да я не вижу ни зги, – с досадой сказала Ирина, слепо шаря в темноте. – Куда идти-то?

– Давай руку.

Она вытянула руки в разные стороны, наудачу. Левую тотчас поймала шершавая ладонь Петра и потянула вниз:

– Вот сюда, ложись.

Ирина бухнулась на колени, засмеявшись от щекочущего прикосновения сухой травы, и в это время огнем ударило по сеновалу – огнем и криком:

– Вот вы где валандаетесь?!

Прижав ладони к глазам, Ирина обреченно подумала, что ее жизнь необычайно горазда на повторы…

Она села, угрюмо сгорбившись, и молча принялась слушать новые и старые упреки, которые обрушила на них с Петром Маришка.

Петр тоже не оправдывался, тоже сидел сгорбившись, обхватив руками голову и раскачиваясь взад-вперед, словно в приступе крайнего отчаяния. А может быть, это только казалось в свете фонаря «летучая мышь», который ходил ходуном в руках разъяренной Маришки.

– Уснуть не могла, – орала она, – пошла воздухом подышать, только спустилась с крыльца – чуть ногу себе гвоздем не пропорола. Гляжу, а это вон что валяется.

Она воздела в воздух что-то несуразное, с ремешками. Ирина вгляделась – и только головой покачала. Да это же ее босоножки, которые она бросила, когда согревалась таежным способом, – да так и забыла. Это же надо, чтобы на всем обширном дворе, в темноте, Маришка наступила именно на них!

Она рухнула лицом в сено, опять не зная, то ли смеяться, то ли плакать от нелепости происходящего и от крайней усталости. Да черт побери! Да неужели так и не удастся поспать нынче ночью?!

– Погоди-ка, – вдруг настороженно проговорил Петр. – Вроде едет кто-то?

– Не заговаривай мне зубы! – визжала Маришка. – А ты чего развалилась, волочайка разукрашенная? Ну-ка, вставай! Мотай отсюда!

– Погоди, говорю! – рявкнул Петр, и Ирина, повернувшись, увидела, что он вскочил и, высоко поднимая ноги в ворохах сена, зашагал к двери, в которую вливался яркий, чуть ли не дневной свет.

Теперь и она расслышала урчание мотора, хлопанье дверей, мужские голоса.

Сердце ухнуло куда-то в желудок, в груди стало пусто и холодно.

Все! Этого надо было ожидать! Виталя и Змей… среди ночи, как самые распоследние разбойники… и никакой надежды, что Маришка снова бросится на ее защиту.

Внезапно глаза залепил поток яркого света и оглушила команда:

– Всем встать, выйти во двор!

В ту же минуту чьи-то руки грубо вздернули Ирину с земли, поволокли. Маришку и Петра тоже вытолкали с сеновала и поставили посреди дворика.

На крыльце затопали чьи-то тяжелые шаги; появился широкоплечий парень, который волок бабу Ксеню за шиворот ночной рубахи:

– Здесь только старуха!

– Давай ее сюда, – велел тот же командный голос, и баба Ксеня, трепыхая рубашонкой, полетела прямо на Ирину, которая еле успела ее подхватить.

– Да что здесь?! – возмущенно вскричали в один голос Петр и Маришка, но из потоков света, источаемых автомобильными фарами, выступила кряжистая фигура и вскинула автомат.

Оба умолкли, словно подавившись, прянули назад. Петр раскинул руки, одной обхватил Маришку, другой – Ирину, к которой жалась дрожащая баба Ксеня.

В стайке тревожно взревела корова.

– Да не переживай, мужик, – довольно миролюбиво сказал кряжистый. – Не тронем мы твой гарем. Нам нужен парень с заимки. Скажи, куда вы его спрятали, – и мы отчалим в две минуты.

Если бы не нужно было поддерживать бабу Ксеню, Ирина, наверное, опять рухнула бы – на сей раз не от страха, а от ошеломляющего чувства облегчения.

– Какой парень? – осторожно спросил Петр. – С чего ты взял, что он здесь?

– С того, что видели, как он чесал в деревню, – все с тем же миролюбием пояснил незнакомец. – Мы буквально по его следу гнали, но на самом подъезде он вильнул куда-то вбок и ушел. А ваш дом, ты понимаешь, крайний. Конечно, нет никаких проблем тут все наизнанку вывернуть, но зачем тратить время зря? К тому же у меня приказ однозначный: очистить заимку, о деревне слова не было сказано. Однако если ты думаешь, что я не перетряхну тут все сверху донизу, коль будет нужно, то ты полный дурак.

Было что-то жуткое в его словоохотливости. У Ирины снова стало пусто в груди, от страха ее даже затошнило.

– Да здесь правда нет никого! – выкрикнула она осипшим голосом. – Ни Змея, ни Витали!