Книга И всё равно люби - Кэрри Браун

Иногда она по-прежнему садилась за пианино, а вот остальные увлечения почти совершенно забросила. Да, собственно, и не жалела об этом – разве что изредка, в такие вечера, как сегодняшний. Нынче вечером Вселенная показалась ей полной тайн – сверкает красотой, скрывая страхи и горести. Такой беспокойный день – загадки, намеки, предзнаменования, тоска, одиночество… и тут же звезды, глубокая синева ночного неба, белый контур шпиля. Ей хотелось как-то ответить мирозданию, что-то сказать ему о том, как это удивительно, как чудесно быть живым. И как сложно.

Иначе отчего, когда вокруг столько счастья и доброты – красота мира, ее любовь к Питеру, благодарность за то, что у нее такая чудесная жизнь (а вовсе не такая грустная, какой могла бы быть без Питера!), – так и хочется разреветься?

У нее не было ответа на этот вопрос.

Она извинилась перед Питером за глупую историю с флюгером. Да, эту сторону в их браке она довела до совершенства – если виновата, попроси прощения.

В тот вечер после ссоры она поднялась к нему в кабинет с подносом, на подносе – кофейник и кусок пирога.

– Тук-тук-тук, – попросилась она, толкнув дверь плечом и пропуская впереди себя поднос.

Питер не обернулся. Не поднимая головы и словно не услышав, что она вошла в комнату, он продолжал внимательно изучать бумаги, лежавшие перед ним на столе.

Она поставила поднос на столик у камина, налила кофе в чашку.

– Какое слово идет после педанта? – спросила она наконец. – Ну, в словаре.

За окном лил дождь. Капли дробно шлепались в водосточный желоб. Питер молчал.

– Мой портретик там, – продолжала она. – Зануда, великая любительница кроссвордов.

Питер снял очки, потер глаза.

В ту минуту она себя ненавидела. Да как он вообще может с ней жить, как терпит ее рядом?

– Принесла тебе пирог, – произнесла она вслух, делая вид, что очень занята тарелками.

Наконец он развернулся на своем кресле и посмотрел ей в лицо. Она испекла его любимый – шарлотку с яблоками и грецким орехом. Лихо научилась с ней управляться – взбить тесто и в духовку, час – и готово.

Питер взял тарелку, которую она ему протянула. Никогда он не мог устоять перед едой. И как приятно для него готовить – получаешь безграничное восхищение в ответ. Вот голодного Питера берегись – с ног сшибет, пока несется к столу. Зато как уж расплывается в благодарности, если накормишь…

Она передала ему вилку и положила на колени салфетку.

Сама села на кушетку рядом с его креслом: согнулась пополам, подбородок подперла кулаком, коленки робко сжаты, глядит по-собачьи.

– Корочка жестковата. Пару минут передержала в духовке. Прости.

Последнее относилось уже не к пирогу. «Я просто мерзкая гадина, и даже хуже» – вот что имелось в виду, но не было произнесено вслух. В запале они, случалось, упоминали черта и дерьмо, но никогда – более крепких выражений.

Сгорбившись над тарелкой, Питер доедал пирог. Она знала, что когда ему хочется добиться извинений, он не откажет себе в том, чтобы немного, совсем чуть-чуть добавить трагичности своему образу.

– Просто объеденье, – отозвался он, прожевав. – Спасибо.

Она потянулась к нему с кушетки, обхватила руками за шею и уткнулась в плечо.

– Черт побери. Как ты можешь так безмятежно лопать пирог.

Отпустив его, она отодвинулась обратно и вытерла влажные щеки. Он наблюдал за ней из-под кустистых бровей. Взгляд был хитрым и довольным. Рад, рад, что всколыхнул в ней жалость и раскаяние.

В тот же вечер, уже совсем перед сном, она пощипала ему брови. Усадила на крышку унитаза – ноги, торчавшие из трусов, казались так особенно длинными, повернула к себе его большое лицо и в ярком свете лампочки над раковиной колдовала у его глаз тонюсенькими ножницами.

– Ты зарос, как кабан, – бормотала она, подцепляя и выдергивая волоски. – Просто целый боров. Лесной и дикий.

Не открывая глаз, он улыбнулся, потянулся к ней и провел ладонью по ее ноге от колена кверху.

– Тихо, тихо! У меня ножницы! – оттолкнула она его руку.

Закончив, поглядела на него сверху вниз.

Лицо его было спокойным, расслабленным. Морщинки на лбу, вокруг глаз и в уголках рта – такие часто бывают у людей, которые много улыбаются. Из-за них лицо кажется добрым.

У нее вот, наоборот, ужасные поперечные складки между бровями, будто она всю жизнь только и делает, что хмурится, будто встречались ей только распоясавшиеся пакостники, а она брезгливо разглядывала их проделки.

Рут наклонилась и коснулась губами его лба. Ей ужасно нравилось, как Питер пахнет: дымом очага и старомодным дезодорантом, который он упрямо предпочитал всем другим и который становилось все труднее отыскать в магазине, а еще виски, он выпил бокал перед ужином.

– Теперь лучше? – спросил он. – Не такой поросенок?

Она еще раз поцеловала его.

– Прекрасное пленяет навсегда[5], – отозвалась она.

У входа в часовню она замедлила шаг, ее обгоняли люди. Оглянулась обратно на дорожку, но в ручейках мальчишек и учителей, стекавших с холма, Питера не было видно. Кто-то здоровался с ней, обнимал, чмокал в щечку и торопился дальше – в ночном свете лиц было почти не разобрать.

Она широко улыбалась и радостно приветствовала их.

– Добрый вечер! Привет! Здравствуйте! Привет!

Вон показался Чарли Финней, их новый вице-президент. Уже три года, как он в Дерри. Крупный, ладно скроенный молодой мужчина с рельефным торсом (спасибо увлечению штангой), весьма недурно выступающий на теннисном корте (Питера он давно променял на более шустрых соперников помоложе). Высокий лоб интеллектуала, отступающие светлые волосы, длинный острый нос. Ирландский сеттер, да и только. Китти, его жена, кажется милой особой, с утра до ночи занята своими ребятишками – у них трое неугомонных мальчишек на толстеньких ножках, все в кудряшках – в маму, и почему-то все время потные.

Несколько раз Рут сталкивалась с Китти, и та, похоже, ужасно хотела поболтать, но то один сынишка куда-то уносился, то другой вдруг принимался дубасить третьего по голове, то еще что-нибудь происходило – Рут мечтательно наблюдала за этой суетой, но разговор обычно заканчивался торопливым неловким прощанием и поспешным отступлением Китти.

Однажды они случайно встретились на почте, и Китти умоляюще посмотрела на Рут, пытаясь удерживать выворачивающегося малыша, который едва научился ходить, но вовсю рвался за братьями бегать по парковке.

– Рут, я бы очень хотела пригласить вас на чай, – быстро успела сказать Китти. – Так хочется расспросить вас обо всем. Вы же столько всего знаете об этом месте, столько всего сделали… Но у нас дома вечно такой кавардак, а Чарли терпеть не может, когда…