Книга Найти себя - Валерий Елманов

«А я вернусь?» – горько усмехнулся я.

«А как же. Вот выспишься, проснешься и увидишь, что тебе все-все это лишь привиделось, включая старика Световида, мороз, заснеженный лес, его послушных волков и прочие страсти-мордасти. А на самом деле это всего лишь бред, поскольку ты упал не задницей, а головой, угодив не в сугроб, а на камень. Потому быстренько засыпай и...»

Ну и гад же он. Ухитрился вытащить самое мое заветное желание. И ведь как подал – заслушаешься.

Внимая явно провокационным, но таким приятным речам, я вновь стал медленно погружаться в сладкое дремотное состояние. Еще немного, и я бы вырубился всерьез, но тут до меня вновь донесся старухин вопрос, произнесенный достаточно громким голосом:

– Спишь, что ли?

Я открыл было рот, но вовремя сообразил – чтобы выяснить, зачем она меня окликает, надо промолчать.

– Стало быть, спишь! – утвердительно произнесла Гликерья и... хрипло дыша, шагнула ко мне.

Поступь была тяжелая, но уверенная. Немудрено – в крошечной избенке не заплутаешь при всем желании, да еще и при почти полном отсутствии мебели.

Я насторожился, инстинктивно ощущая, что дама явно топает ко мне с непонятно какими намерениями. Неожиданно вспомнился знаменитый «Вий». Между прочим, я тоже философ. Заканчивал, правда, не Киевскую бурсу, а МГУ, но уж больно схожа ситуация. Только Хому Брута ведьма положила в хлеву, но, ей-богу, эта изба, судя по запахам, мало чем отличается от хлева, разве что наличием печки. Зато потом все начиналось для Хомы именно так.

«...старуха шла прямо к нему с распростертыми руками...»

«Интересно,– только сейчас пришло мне в голову,– а как это Брут вообще увидел ее ночью, да еще ухитрился разглядеть в кромешной темноте ее распростертые руки? Я так вот ни черта не вижу. Даже силуэт не маячит...»

Меж тем шаги стихли, и в отличие от Хомы мне сразу показалось, что подошла она ко мне далеко не с игривыми намерениями оскоромиться. Впрочем, даже если и так, меня это все равно не устраивало – я столько не выпью.

Хорошо, что тело, слегка отогревшись, вновь стало почти послушным.

Оставаясь по-прежнему наполовину беспомощным из-за этой кромешной темноты, я напряг зрение, но... с нулевым результатом. Трудно сказать, чем бы все закончилось, если бы в очередной раз на выручку мне не пришла луна. Заглянув в два крохотных оконца-дырки, затянутые какой-то мутной пленкой, она на мгновение осветила бесформенный силуэт, который находился в двух шагах от моего ложа, и легонько скользнула по... лезвию топора, который Гликерья уже занесла для удара.

Получалось, что писатели ошибались и на самом деле вампиры не очень-то полагаются на свои клыки?

Но об этом мне подумалось чуть позднее, а первым делом я попытался вскочить на ноги, однако не успел. Точнее, полууспел – удар обуха топора пришелся вскользь по голове, но все равно весьма и весьма чувствительно. На какое-то время я даже потерял сознание, но достаточно быстро очнулся. Во всяком случае, вурдалачка только-только преодолела последние полметра, отделявшие ее от моей лавки, и яростно навалилась на меня. Я попытался сопротивляться, но последствия пропущенного удара еще сказывались, а потому силы оказались почти равны и даже с некоторым перевесом в пользу нападавшего.

Выходит, все ранее читаное и виденное мною про вампиров – голимая брехня. И то, что они бродят по миру только до первых петухов, не говоря уж о вторых или третьих, и то, что они не могут произносить божьего имени, и то, что напрочь забывают все молитвы, и многое-многое другое.

Я уж не говорю о тех, кто утверждает, что их вообще не бывает на белом свете.

С радостью поменялся бы с каким-нибудь скептиком местами, чтобы понял, зараза: коль тебе свезло ни разу их не увидеть, это отнюдь не означает...

Словом, ничего это не означает...

А упырь меж тем, торжествующе скалясь и зловонно дыша мне прямо в лицо чем-то гнилостным, причем, как ни удивительно, с легким оттенком чеснока – вот и еще один миф развеялся, жаль только, что слишком поздно,– крепко, с нечеловеческой силой обхватив запястья моих рук своими скрюченными пальцами, тянулась к незащищенной шее. Я изворачивался, как только мог, но сил явно не хватало, и я инстинктивно чувствовал, как широко открытая пасть вампира с каждой секундой неотвратимо приближалась...

Кстати, ее сила тоже наглядно подтверждала истинное происхождение этой самой бывшей Гликерьи. Не могло существо ростом мне по подбородок и тощее как не знаю что обладать такой силищей, дабы преодолевать сопротивление достаточно крепкого и физически развитого парня. Да, полуоглушенного и еще не пришедшего толком в себя, да, с превеликим трудом, но все равно одолевать.

Спасло то, что упырь был из Средневековья и драться не умел, а я родился четырьмя веками позже и успел кое-чему научиться вначале в секции самбо, которую забросил перед фехтованием, а потом в десантуре. Не бог весть что, конечно, таких, как я, Джеки Чану троих, если не пятерых, на один зубок, но тут хватило и меня.

Дождавшись, когда ее дыхание станет нестерпимым, то есть она приблизилась на «ударное» расстояние, я что есть силы резко подал голову вперед. В темноте было не разобрать, куда именно въехал мой лоб – то ли в нос, то ли по губам,– но главное, судя по раздавшемуся жалобному воплю, удар оказался весьма болезненным.

Ишь ты, а мне и невдомек, что вампиры хорошо чувствуют боль. Почти как простые смертные. Хотя нет, судя по громким причитаниям, никаких «почти» – точно так же.

Однако расслабляться было рано, особенно после того, как всхлипывания утихли и Гликерья, не вставая на ноги, принялась на ощупь шарить где-то возле моей лавки.

«Топор,– осенило меня.– Выронила, а теперь ищет, и если найдет, то...»

Додумывать было некогда. Я с силой пнул что было мочи, промахнулся в темноте, еще раз отчаянно пнул и с облегчением ощутил, как нога угодила во что-то мягкое. Тщедушное тело послушно отлетело к печке, но топор вампирша нашарила секундами раньше и из рук не выпустила, иначе он бы не лязгнул, с тупым, неприятным звуком ударившись о печные кирпичи.

Самым простым было бы накинуться на нее именно теперь. Самым простым, но в то же время и самым опасным – достаточно подставить топор, и мне хана.

Старшина Николай Твердый, матерый усатый хохол, дравший нас в учебке как сидоровых коз, такой неосмотрительности мне бы ни за что не простил.

– Лучше тихэнько, тихэнько, тильки щоб понадежнее, бо жисть чоловику дается тильки раз, и, коли витдав ее, никто тоби обратно нэ возвэртае,– назидательно устремив желтый от дрянных сигарет указательный палец на очередного бедолагу, беспомощно валявшегося на матах в спортивном зале, вещал он остальным, после чего, прищурившись, осведомлялся: – Тэк-с, а тэпэрь прошу до ковра... Що, нэма желающих? Тю-ю. Ну давай опробуемо тэбэ, Рокоссовский.– (Россошанским он меня ни разу не назвал).– Тильки будь гарным хлопцем, нэ лэзь сдуру, як Куркин, бо я можу так вдарить, що нэ отскочишь...