Книга Время иллюзий. Третий глаз - Дмитрий Вощинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, ты даже немного располнела.
– Но ты не думай! У меня все хорошо с Максом!
– А я и не думаю ничего.
– И он очень хочет второго ребенка.
– А ты?
– Я тоже хочу… но это еще как минимум на три года… а может – и совсем закабалюсь.
– Почему? Он же твой муж, будет любить детей.
– Детей-то наверно будет, – Ирина посмотрела в сторону.
– А тебя?
– Ты не будешь, а я выпью…
– Я с удовольствием поем фруктов.
Они сели. Ирина задумчиво продолжала:
– Ты знаешь, только тебе скажу: у Макса была любовница.
– Да ты что?!
– Вот-вот, и мне казалось – ерунда.
– Действительно, на него не похоже.
– Узнала я случайно… Потом он признался…
– И ты?
– Самое страшное – простила. Не знаю, Вика, смогла бы я это сделать года три назад…
– А при чем тут годы?
– Мужики все одинаковые.
– Наверно, – также задумчиво произнесла Вика.
Они сменили тему и продолжали болтать о детях, о своих новых заботах.
Ирина все чаще себе наливала и скоро захмелела, выпив почти полбутылки.
– Ты не думай! У меня с Максом все хорошо, – повторяла она неоднократно.
Когда Вика ехала домой, она все время вспоминала эти слова. Да и все последующее время она была под большим впечатлением встречи с подругой. Она чувствовала, что это практически ее зеркальное отражение в будущем только без излишеств достатка, которое она наблюдала у нее в доме.
Последние слова подсказывали ей каким-то шестым чувством возможность присутствия другой женщины во взаимоотношениях с мужем. Чем больше она думала об этом, тем больше находилось признаков всего этого.
Она вспомнила, как не сразу Всеволод сделал ей предложение. Она чувствовала, что он не новичок в амурных делах, у него достаточный опыт отношений с девушками.
Теперь ей пришла в голову банальная мысль:
«Многие романы быстро заканчивались из-за женских претензий по ограничению его личной свободы. А я, дура, все ему позволяю…»
Она вспомнила, как спокойно он воспринимает и семейные дрязги.
«А что, собственно, ему беспокоиться с такой, как я?»
Теперь она обращала внимание, что, будучи дома, он все время был замкнут, будто думал о ком-то, и даже взрослеющий сын был для него игрушкой.
Перед глазами вставали семейные разговоры на высоких тонах.
Эти незаметные занозы были для нее самые болезненные и разрушали климат внутреннего спокойствия.
Виктория многого не знала о своем муже, так как он никогда никому не говорил о своих промахах, а наоборот, всегда подчеркивал свою непогрешимость и непременный успех во всем.
Первую получку он отдал жене не в полном объеме, ссылаясь на произведенные покупки для улучшения своих туалетов. Потом вынужден был рассказать о своих прежних долгах, которые необходимо было быстро погасить, чтобы «начать новую жизнь».
Всегда касаясь темы денег в семье, он обязательно применял испытанный апробированный вариант, говоря жене:
– Ты же знаешь, мне самому ничего не нужно.
Виктория именно сейчас стала сомневаться в его словах, по иному осмысливая постоянные задержки на работе. Ожидания улучшения семейной жизни становились менее радужными.
Скоро должен был закончиться двухлетний период отпуска по уходу за сыном.
И теперь она твердо решила идти на работу.
В роду Всеволода по линии матери не так уж далеко присутствовала кровь работящего, сильного и самодостаточного человека, твердо стоящего на ногах, который владел собственным просторным домом и был настоящим семьянином.
И потому, видимо, чувствуя наследственные гены, Всеволод вовсе не случайно говорил своей жене о желании иметь семью и полную чашу связанного с ней благополучия.
Новое время старалось привлечь каждого человека к собственности, и Всеволод часто думал о своих возможностях на этот счет.
Несмотря на то, что к женитьбе подталкивает любовь, но волей-неволей он всегда задумывался и понимал, что немаловажную роль в браке играет определенная обеспеченность. И важным подтверждением тому, конечно, явилось то, что вторая его половина имела состоятельных родителей и жила одна в своей квартире.
Его дед был старшим армейским офицером, прошел войну и, выйдя в отставку, стал заслуженным инженером, востребованным своим временем.
Дед всегда хотел быть самостоятельным и на предложение получить квартиру в Москве выбрал для себя строительство собственного дома. Строиться в те времена можно было только за городом. Ему помогли материалами, и он построил по собственному проекту немного необычный, но очень удобный дом с усадьбой в 20 соток. Жил он там до конца своих дней с женой и дочерью, будущей матерью Всеволода. Первая его жена погибла в войну, и он женился во второй раз. Разница в возрасте с новой супругой около тридцати лет его вовсе не пугала. От первого брака у него остался сын, Тимофей, который был старше его новой жены. Сын тоже был очень самостоятельным, общался с отцом и лишь изредка – с новыми родственниками. Когда деда не стало, бабушка, продала половину дома и купила кооперативную квартиру в Москве. Вторая половина досталась Тимофею, который из-за памяти к родителю продавать свою часть дома не стал, но жить там не захотел, сначала из-за отсутствия времени, а потом и сил. И лишь его двое детей с внуками впоследствии отдыхали там иногда летом.
Старый крепкий дом, потерявший хозяина, наполнился ненужным хламом, свезенным сюда за ненадобностью в городе. На окнах, подоконниках и когда-то ярких занавесках намертво осела пыль, подчеркивая пренебрежительное отношение временных посетителей к жилищу.
Участок, на котором никто уже не сажал и не выращивал зелень, наглухо зарос бурьяном, яблони большей частью засохли, и лишь новая поросль вишни давала радость цветения весной и вкусные сочные плоды летом.
Когда Всеволод узнал о былой собственности, он проявил интерес и даже через бабушку получил от дальних родственников разрешение ею пользоваться.
По просьбе бабушки ему выделили даже около шести соток свободной от деревьев земли.
Всеволод сначала загорелся, поехал с женой на участок, но когда увидел полутораметровый бурьян, оголенные сухие пни от яблонь и запустение жилища, пыл его резко остыл. Он был не против собственности, но то, что ее нужно было восстанавливать, он явно не предполагал и в тайне испугался. Даже Вика отметила страх на его лице, когда они начали прикидывать затраты, чтобы мало-мальски осуществить задуманное.
Всеволод продолжал говорить близким о возможностях построения летней дачи, чем вызывал надежду окружающих на самостоятельную жизнь, но в глубине своей иждивенческой души давно решил, что эти усилия ему вовсе не нужны.
