Книга Работорговцы.Черный пролетарий - Юрий Гаврюченков

— Мы представляем люстрационный комитет Владимира и выступаем от лица неравнодушных жителей нашего города, — вдохновенно понёс муж. — В наших силах, пока ещё в наших, — с некоторой скорбью оговорился он, — не допустить, чтобы во Владимире стали править бал компрадорские наймиты Железной Орды и примкнувшие к ним проститутки из числа русского, — муж горько вздохнул, — пока ещё русского народа.

Он закончил с таким звенящим драматизмом, что Щавель проникся уважением к ораторским способностям главаря комитета. Перед ним выступал матёрый преподаватель, умеющий увлечь аудиторию любой пустой болтовнёй, филолог, а то и философ!

— Что значит «пока ещё русского»? — старый лучник умело сбил краснобая на взлёте, чтобы тот не сумел увлечь своим голосом в непонятки. Примороженный взглядом Щавеля, он не сразу нашёлся, что сказать.

— Мы требуем расследования, — докладчик дал в тормоза. — Мы просим разобраться. Вот, составили проскрипционные списки… чтобы дезавуировать пятую колонну. Здесь перечень преподавателей-басурман, — муж спохватился, отделил от пачки верхний листок и тут же обрёл некоторую уверенность, как уцепившийся за бревно утопающий.

— Басурмане? — спросил Щавель. — Что ты хочешь этим сказать?

— Как есть басурмане, косоглазые, из Орды понаехали в Великий Муром, но там вакансии не нашлось, вот они и к нам. Это всё Декан Иванович развёл. Ему технический уровень важнее подачи материала. Чему басурмане могут научить молодёжь? — воскликнул муж, вновь оседлав любимого конька. Он выхватил из пачки новый листок и чувствовал себя как пловец, держащий подмышками два бревна — вроде бы стрёмно на стремнине, но вроде уже и не очень. — А молодёжь научилась. Вот список аспирантов. Вот список студентов старших курсов, разделяющих политические воззрения ханских засланцев, стремящихся сбить Святую Русь с её особого пути, — в руках пловца оказался целый плот. — Молодёжь стремительно отдаляется от исконной русской духовности в сторону бездушной басурманской машины, в сторону пара и железа. Эти так называемые заклёпочники, сосредотачиваясь на деталях, упускают из виду картину в целом. Они подменяют философию бездушным математическим анализом. Такой порочный подход может далеко завести, и завёл уже, идеологически неподкованные умы. Вот список работ студентов…

— Ты кем работаешь? — перебил Щавель.

— Преподаю историю русской литературы во Владимирском ордена Владимира Великого Политехническом университете имени великого князя Владимира, — гордо протораторил муж.

— Давай сюда свои кляузы.

Муж подобострастно склонился, двинулся к столу, перебирая бумаги.

— Вот здесь показания преподавательского состава. Некоторые из нижеподписавшихся присутствовали на стихийной вечеринке в особняке Декана Ивановича, но они раскаялись, — заверял муж.

«Показания, — Щавель пробежал глазами несколько страниц с однообразными „принимая во внимание обстановку, сложившуюся на кафедре“ и „спешу донести до Вашего сведения“. — Грамотно-то как. Удобно иметь дело с образованными людьми».

— Отнесите Князеву, — скрывая брезгливость, придвинул командир листы ябеднику. — Почему вы явились ко мне?

— Вы комиссар светлейшего князя и зарекомендовали себя как бескомпромиссный борец с врагами русского народа, а Воля Петрович хоть и назначен на должность городничего, но, по сути, простой вертухай и, кроме того, раб.

От такой незамутнённой подачи Щавель аж приморозился.

— Принимая во внимание ряд немаловажных факторов, мы хотели сначала обратиться непосредственно к вам, чтобы вы дали ход…

— Он даст ход, — заверил Щавель. — Я распоряжусь. Ступайте.

Преподаватель истории русской литературы отступал задом, кланялся. Бумаги остались лежать на столе. Щавель не возражал.

— Вы уж утвердите, многоуважаемый боярин, — клянчил он.

Добравшись до подельников. Муж остановился. Судя по обеспокоенным рожам, визит не обрёл законченности.

— Что вам ещё?

— Насчёт имущества.

— Какого имущества?

— По спискам же!

— За выдачу награда, за укрывательство казнь, — отчеканил стоящий справа челобитчик в коричневом лапсердаке. — Согласно статье двадцать пятой Уголовного Уложения Святой Руси, имущество осуждённых за политические преступления подлежит конфискации в казну, а лицам, совершившим добровольную выдачу виновных до начала следствия, положена выплата в размере…

— Я знаю право не хуже тебя, — Щавель прижал его взглядом так, что глашатай Закона проглотил последние слова и не мог ни пикнуть, ни вырваться, словно мышь под метлой. — Что положено — будет. Всем, кому положено. Вы свободны.

Троица задвигалась спинами к двери, на каждом шагу прикланиваясь.

«Какие бездны разверзаются в мирном с виду городке. — думал Щавель, мертвящим взглядом провожая визитёров. — Это от граничащего положения с Великой Русью или от изобилия учебных заведений?»

Когда люстрационный комитет удалился, оставив в комнате амбре, которое Щавель взял на заметку, чтобы определять присутствие интеллигенции, старый лучник распахнул форточку. Он долго стоял у окна, глядя на внешний двор Централа, пытаясь нащупать важную мысль, но она ускользнула как вода сквозь пальцы, утекла в реку забытых мыслей, и следа от неё не осталось.

«Есть люди, распространяющие забвение, даже если они призваны распространять знания, — с грустью подумал Щавель. — Что-то на меня плохо место влияет. Надо уезжать из Владимира. В поле, в лес, под вольное небо! Есть люди, которым силу даёт город, а есть, у которых забирает. Хорошо, что я не остался при дворе светлейшего князя. Лучезавр сам чуял, как маетно в кремле, только он привык, а я нет. Что же я такое думал-то? Про князя вроде или про Русь?»

Щавель вернулся к столу, перечитал доклад. Взял перо и решительно дописал:

«В массе своей учёные мужи города Владимира ясноглазостью граничат с эльфами из Академгородка, иные же превосходят эльфов. Они отвыкли чувствовать ответственность за базары и не задумываются, какой отклик их слова могут вызвать у слушающего. Они всецело поглощены собственными хотелками, обращая внимание вовне токмо на коллег, чтобы вовремя уловить, когда конкурент начнёт получать преимущество, дабы сделать ему подножку.»

Но это было всё не то, не то.

Глава шестая,

в которой выскопоставленный раб сетует на тяготы оков, а шаман Мотвил получает целительное средство

— Быстро они сориентировались, — Князев сидел в своём кресле, а Щавель напротив, на столе между ними лежали работы люстрационного комитета. — Ещё вчера в доме Семестрова борагозили, а сегодня заяв целую десть принесли.

— Подготовившись были, — обронил Щавель.

— Основное, конечно, заранее, но оформляли сейчас. Небось, целую ночь переписывали и по домам ходили подписи собирать.