Книга "Спящий институт". Федерализм в современной России и в мире - Андрей Захаров

Отражением фундаментальной хрупкости новорожденной страны стали дебаты касательно Сингапура, под аккомпанемент которых шло федеративное строительство. В свое время это британское владение, как уже говорилось, было одним из первых форпостов наступления на материковую часть Малайи. Тем не менее при выработке конституционных схем 1948 и 1957 годов его постоянно выносили за скобки будущих государственных границ. Местная элита очень боялась, что приглашение этой территории, населенной преимущественно китайцами, радикально изменит «расовый баланс» в молодой федерации. Однако после провозглашения Китайской Народной Республики среди китайцев Юго-Восточной Азии распространились прокоммунистические настроения, и к началу 1960-х годов политический класс Малайзии начал испытывать немалые опасения по поводу того, что остров Сингапур «может стать “второй Кубой” и это приведет к непредсказуемым последствиям для федерации»[89]. В таких условиях апроприация Сингапура была сочтена меньшим злом, ибо она создавала более эффективные возможности для противодействия левым силам, вплоть до прямых репрессий, на которые англичане так и не смогли (или не захотели) решиться. В сентябре 1963 года эта территориальная единица вошла в состав обновленного федеративного союза. При этом малайские лидеры исходили из того, что «китайский крен» удастся выправить одновременным включением в союз новых островных штатов, образованных из британских владений на острове Калимантан[90]. Китайское население здесь было относительно невелико: так, согласно переписи 1960 года, из 750 тысяч жителей Саравака китайцы составляли 230 тысяч, а среди 450 тысяч жителей Северного Борнео, вскоре переименованного в Сабах, их было 100 тысяч[91]. С учетом этого обстоятельства китайское население новой федерации не должно было превысить 42 %, что вполне устраивало малайских политиков. Единство, впрочем, все равно оказалось недолговечным: волна межэтнических конфликтов, которая захлестнула молодое государство после принятия федеративной конституции 1963 года и сопровождалась массовыми погромами и убийствами, привела к беспрецедентному исключению Сингапура из федерации, состоявшемуся менее чем через два года после его вхождения в нее – в августе 1965-го.

Что удерживает составные части Малайзии, столь непохожие друг на друга, вместе? Стоит подчеркнуть, что дело не только в британском наследстве непрямого управления этнически, культурно и религиозно пестрыми землями, перекладывающего весомую долю политической ответственности на местные элиты. Как и в России, одним из мощнейших стимулов федерализации этого пространства всегда выступала его физическая география. Восточная и западная части Малайского полуострова, отсеченные друг от друга горной грядой и непроходимыми джунглями, создавали «две отчетливо разные Малайзии – одну на западе, а другую на востоке»[92]. Географические различия усугублялись также и тем, что лишь одно, западное, побережье Малайи было удобным для мореплавания, в то время как с восточного берега навигация затруднена особенностями береговой линии и рельефа. Фундаментальная непохожесть регионов, родственных в этническом отношении и потому заведомо тяготеющих друг к другу, сочеталась с постоянным наличием внешней угрозы. С XIX века над малайцами довлело неприятное соседство с Сиамом – державой, которая не только смогла избежать европейского владычества, но и была довольно влиятельной по здешним меркам, особенно после вступления в альянс с милитаристской Японией в годы Второй мировой войны. Тем самым соблюдалось пресловутое «условие обороны», которое Уильям Райкер, например, считал важнейшим стимулом к образованию любого федеративного союза[93]. Устойчивое ощущение опасности заставляло раздробленные малайские султанаты держаться вместе.

Интересно, что действие этого фактора оказалось весьма продолжительным. В середине XX столетия, когда вопрос о вассальной зависимости малайских земель от Таиланда уже не стоял, мощнейшим фактором сплоченности материковой и островной частей Малайзии выступила территориальная близость с Индонезией – революционным и стремительно национализирующимся государством, которое только что освободилось от голландского господства и теперь присматривалось к близлежащим территориям. На рубеже 1950-х и 1960-х годов правительство президента Ахмеда Сукарно, угрожая войной, заставило бывшую метрополию передать под индонезийскую юрисдикцию Западный Ириан, являющийся частью острова Новая Гвинея, причем посрамлению голландцев тогда не помешало даже заступничество США. И хотя индонезийский лидер настаивал на том, что захват Западного Ириана был всего лишь логичным завершением национально-освободительной революции, недоброжелатели постоянно напоминали о призывах к созданию «великой Индонезии», озвученных Сукарно в 1945 году и предполагавших включение в ее состав всей территории Борнео, португальского Тимора, Малайи и Сингапура.

Англичане между тем, демонтируя свою империю, в конце 1940-х годов решили полностью покинуть остров Калимантан, чем поставили правителей и население получивших самоуправление бывших коронных колоний Саравак и Северное Борнео (Сабах) перед нелегким выбором: или добровольно присоединиться к Малайской Федерации, или быть поглощенными близлежащей Индонезией. (Одновременно о своих притязаниях на освобождающиеся британские земли поспешили заявить и Филиппины, ревниво следившие за экспансионистскими устремлениями островных соседей-конкурентов.[94]) Как справедливо указывал британский МИД в июле 1962 года, «в долговременной перспективе наиболее вероятной альтернативой “большой Малайзии” станет “большая Индонезия”. …Если британские территории на Борнео не войдут в Малайзию, то их, вероятнее всего, рано или поздно проглотят Индонезия или Филиппины, или же они превратятся в форпосты коммунистического Китая»[95]. Соответственно, опция устойчивой независимости вообще не рассматривалась уходящими колонизаторами в качестве реалистического сценария, поскольку обе территории были несостоятельными в экономическом плане. В этом, кстати, они заметно отличались от находящегося под британским протекторатом соседнего Брунея, нефтяные богатства которого позволили местным элитам успешно воспротивиться британскому желанию присоединить султанат к Малайзии, подняв на его территории вооруженное восстание, подготовленное с индонезийской помощью[96]. Это произошло вопреки тому факту, что подавляющее большинство населения Брунея также составляют малайцы.