Книга Такой же предатель, как мы - Джон Ле Карре

— Я думала, они совсем спятили, — говорит Гейл, чтобы хоть немного его притормозить. — Два параноика, честное слово, Люк.

— И какую конкретно форму приняла их паранойя? — немедленно уточняет тот.

— Откуда мне знать? Возможно, им чудилось, что кто-то нашпиговал дом «жучками». Что их подслушивают зеленые человечки.

Но Люк не так безобиден, как кажется. Он тотчас же режет в ответ:

— Разве это так уж маловероятно, Гейл, с учетом всего, что вы оба видели и слышали? К этому моменту вы уже должны были догадаться, что одной ногой стоите в мире русской организованной преступности. Ведь вы опытный юрист, если не ошибаюсь.

Повисла долгая пауза. Гейл не собиралась пикироваться с Люком, но если ему приспичило — пожалуйста.

— Так называемый опыт, о котором вы упомянули, Люк, — в ярости начала она, — к сожалению, относится не к той сфере… — Но Перри ее прервал.

— Зазвонил телефон, — мягко напомнил он.

— Да. Да, зазвонил телефон, — подтвердила она. — В метре от нас, если не ближе. Зазвонил так громко, как будто сработала пожарная сигнализация. Мы аж подпрыгнули от неожиданности. А Дима и Тамара даже не вздрогнули. Допотопный, черный стационарный аппарат сороковых годов, с диском и шнуром, стоял на шатком ротанговом столике. Дима взял трубку и что-то рявкнул по-русски, и прямо у нас на глазах его губы растянулись в фальшивой подхалимской улыбочке. И пошло кривляние. Натянутые улыбки, неискренний смех, наигранная веселость, каждую секунду что-то вроде «да, сэр» и «нет, сэр», в переводе — «так бы и удавил тебя голыми руками». Он не сводил глаз с чокнутой Тамары, ловя подсказки. И все так же прикладывая палец к губам, умолял нас не издавать ни звука, пока он разговаривает. Так, Перри? — Гейл из принципа игнорировала Люка.

Так.

— Видимо, ему позвонили те люди, которых он так боялся. И Дима хотел, чтобы мы тоже их боялись. Тамара дирижировала. Кивала, качала головой, а когда он говорил что-нибудь не то, лицо у нее становилось как у нарумяненной Медузы Горгоны. Я верно описываю, Перри?

— Цветисто, но довольно точно, — неловко подтвердил тот. А потом, слава богу, широко, искренне улыбнулся, пусть даже улыбка и получилась виноватой.

— И это был лишь первый из многих звонков за вечер, если не ошибаюсь? — ловко ввернул Люк, переводя взгляд своих быстрых и до странности безжизненных глазок с одного на другую и обратно.

— Прежде чем вернулись домочадцы, Диме позвонили еще раз пять, — согласился Перри. — Гейл, ты ведь тоже слышала. И это было только начало. Пока я разговаривал с Димой наедине, то и дело раздавались звонки — и тогда либо Тамара кричала мужу, чтобы он взял трубку, либо Дима сам вскакивал и бежал к телефону, ругаясь по-русски. Если в доме и были параллельные телефоны, то я их не видел. Потом Дима объяснил, что мобильной связи здесь, в лесу, нет, вот почему все звонят на стационарный телефон. Я ему не поверил. Думаю, они просто проверяли, где он; позвонить домой — самый простой способ.

— Они?

— Люди, которые ему не доверяли. И которым он не доверял. Он был с ними повязан и ненавидел их. Люди, которых Дима и Тамара боялись, поэтому мы тоже должны были бояться.

Иными словами, подумала Гейл, люди, о которых знают Перри, Люк и Ивонн, но только не она. Люди, упомянутые в нашем проклятом документе, который на самом деле не наш.

— Значит, вы с Димой перешли в «удобное место», где можно было поговорить, не опасаясь быть подслушанными? — подстегнул Люк.

— Да.

— А Гейл отправилась общаться с Тамарой.

— Общаться, как же!

— Но все-таки вы пошли…

— …в убогую гостиную, где воняло мышиным пометом и по телевизору передавали русскую православную службу. У Тамары в руках была сумочка.

— Сумочка?

— А Перри об этом не упомянул? В нашем документе, который я в глаза не видела? Тамара повсюду носила с собой черную сумочку. Когда она ее положила, внутри что-то брякнуло. Не знаю, что это за общество, где женщины носят при себе оружие, но у меня возникло ощущение, что Тамара — своего рода эквивалент дяди Вани.

Раз уж это моя лебединая песня, почему бы и не развлечься напоследок?

— Телевизор занимал большую часть стены. Остальные стены были увешаны иконами. В изукрашенных рамах, для пущей святости. Исключительно святые мужского пола, ни одной праведной девственницы. Видимо, святые путешествовали вместе с Тамарой. У меня была тетушка вроде нее, бывшая проститутка, обратившаяся в католичество. Каждый из ее святых выполнял отдельную функцию. Если она теряла ключи, то молилась святому Антонию. Если садилась на поезд, то святому Христофору. Если ей не хватало пары фунтов — Марку. Если заболевал родственник — Франциску, а если было уже слишком поздно — святому Петру.

Пауза. Она исчерпала себя — еще одна неудавшаяся актриса, снятая с роли.

— Как прошел конец вечера, Гейл, если коротко? — спросил Люк, только что не посматривая на часы.

— Просто потрясающе. Белужья икра, омары, копченая осетрина, целое море водки, получасовые пьяные тосты по-русски, огромный праздничный торт, клубы дыма от вонючих русских сигарет, мраморная говядина, крикет в саду в свете прожекторов, шумовой оркестр, который никто не слушал, фейерверк, на который никто не обращал внимания, купание для тех, кто еще держался на ногах, возвращение домой за полночь и веселенький разбор произошедшего за стаканчиком на сон грядущий…

В последний раз появляется пачка глянцевых фотографий. Пожалуйста, по возможности укажите всех, кого вы видели на вечеринке, говорит Ивонн механическим голосом.

Вот эти двое, устало показывает Гейл.

И этот, конечно, подхватывает Перри.

Да, Перри, этот тоже. Еще один мужик, куда бы деться. Настанет день, когда русские преступницы добьются равных прав на достойную карьеру.

Стоит тишина, пока Ивонн заканчивает свой аккуратный конспект. Наконец она кладет карандаш. Спасибо, Гейл, вы очень нам помогли, говорит она. Для блудливого маленького Люка это сигнал: выпроваживай. Он делает это галантно:

— Боюсь, Гейл, пора нам вас отпустить. У вас отличная память, вы идеальный свидетель, но все остальное мы узнаем от Перри. Мы оба вам безмерно благодарны. Спасибо.

Она стоит у двери, не помня, как оказалась там. Ивонн — рядом.

— Перри?..

Реагирует ли он? Вроде бы нет. Гейл шагает по лестнице, тюремщица Ивонн следом. В чересчур роскошной прихожей великан Олли, обладатель лондонского произношения с экзотическими интонациями, складывает русскую газету, неуклюже встает и, задержавшись перед зеркалом в старинной раме, обеими руками осторожно натягивает берет.

Глава 5

— Проводить вас до двери, Гейл? — спрашивает Олли, поворачиваясь на водительском сиденье, чтобы взглянуть на нее через перегородку.