Книга Изгнание в рай - Анна и Сергей Литвиновы

В первую секунду мне показалось, дочка стоит на самом верхнем книжном стеллаже, под потолком. И лишь потом я разобрала, что полка является порогом и за ней виднеется вход в комнату.

– Как ты залезла туда? – ахнула я.

– Нашла секретную лестницу! – с восторгом доложила дочь. – Иди к самому дальнему книжному шкафу. Ключ ко всему – «Алые паруса»!

Я ненавидела эту книгу. Красивое вранье – для наивных маленьких девочек. Все они, как когда-то и я, ждали, что их приведут во дворец. А повезло лишь одной Кейт Миддлтон.

Я не успела додумать мысль, добежала до шкафа, замерла в изумлении. Стеллажи книг (утром – я сама видела – они стояли друг к другу вплотную) разъехались в две стороны, между ними появилась узкая лестница.

«Алые паруса» Грина валялись на полу – несчастные, будто подбитая птица. Лестница выглядела совсем ненадежной. Но там, наверху, была моя дочь, и я бесстрашно взлетела по шатким ступенькам. И первым делом убедилась: с Маришкой все в порядке, она румяная и улыбается.

А вот чердак произвел на меня впечатление гнетущее. Опасностью от него веяло. Холодом. И безумием.

Представьте себе комнату без окон, площадью не больше кухоньки в хрущевке, потолок нависает над самой головой. И в это крошечное, пропыленное пространство напихано ужасающее количество золотого, пурпурного, хрустального. На низком потолке висит массивная – только лоб об нее разбить – дворцовая люстра. У стен, обитых красным бархатом, притулились отделанные золотом низенькие шкафы. В углу – потемневшее от времени старинное зеркало, пыльный комод. Перед ним – безвкусный ярко-малиновый пуф.

– Мам, мам! – прыгала дочка вокруг меня. – Смотри, все какое маленькое! Это ведь настоящий дворец – для девочек, для меня! Представляешь, как здорово?

Возможно, восьмилетней дочери безвкусно раззолоченная комнатенка и казалась дворцом. Но я видела в ней совсем другое. Плесень на ярко-желтом. Прорехи на бархате. Клубы пыли по углам. Не убирали здесь пару лет, это как минимум, в носу у меня сразу зачесалось. А для Маришки – мы ведь сдавали тест на аллергены! – пыль и плесень самое опасное. Ей ни в коем случае нельзя находиться здесь!

– Дочь, а ну, быстро вниз! – сурово велела я. – Пока у тебя приступ не начался!

– Мама, – снисходительно молвила дочь, – ну разве ты не понимаешь? Мы с тобой сейчас в сказке, и никакой астмы в ней быть не может.

Глупое маленькое упрямое создание! Я прежде никуда не тащила свою девочку силком, но сейчас – сделаю это!

Хитрюга будто почувствовала – отскочила от меня в глубь комнатухи. От прыжка из старого ковра взвился буквально столб пыли, и я простонала:

– Мариша! Пожалуйста!

– Какие все взрослые скучные, – презрительно молвила дочка. Топнула ножкой, заявила: – Никуда отсюда не уйду.

Повернулась ко мне спиной, распахнула платяной шкаф и ахнула от восторга:

– Мама! Ты только посмотри!

Пыльный шифоньер оказался забит нарядами.

Десятки платьев. На турнюрах, со шлейфами и пеною кружев. Нежных, девичьих цветов. И – детских размеров.

Дочка схватило одно – и тут же чихнула.

Я решительно вырвала яркую тряпку у нее из рук, рявкнула:

– Вниз!!!

Но Маришка упряма. Прежде чем исполнить приказ, сдернула с плечиков другой наряд, подбежала к порогу своего «дворца», сбросила платье на пол. И лишь потом начала спускаться.

Едва мы оказались в безопасном – без единой пылинки – холле, я потребовала:

– Как закрывается твой тайный ход?

– Элементарно, – снисходительно молвила восьмилетка. – Смотри.

Она подняла книгу Грина, поставила ее в пустую ячейку на полке, чуть надавила – и я рот от изумления разинула. Со скрипом, с каким в провинциальных театрах меняются декорации, ряды фолиантов поползли друг к дружке и плотно сомкнулись.

– Но я обязательно туда пойду еще раз, – заверила меня дочь.

Обняла, просительно потерлась щекой о мое предплечье:

– Мам, я разумная, понимаю: пыль, все дела. Но и ты меня пойми: я никогда в жизни не бывала во дворце. Специальном, для девочек. Давай туда затащим суперпылесос и все вымоем. Пожалуйста!

– Ладно. Там видно будет, – буркнула я.

И подняла с пола платье.

В полумраке комнаты-«дворца» оно мне показалось типичной карнавальной дешевкой. Однако сейчас я увидела шелковую подкладку, пену дорогих кружев. И даже камешки, которыми был отделан лиф, казались не стекляшками, но по меньшей мере гранатами и цирконами.

– Мам, мам, можно я примерю! – прыгала вокруг меня Маришка. – Оно такое красивое, просто вообще обалдеть!

И видно было по ее упрямому личику: не отстанет. А если я заикнусь, что нельзя надевать чужие вещи, – просто расплачется.

Ладно, попробуем рискнуть. Но прежде я велела Маришке как следует намочить одежную щетку. Вышла во двор, изо всех сил встряхнула платье. Выколотила его о перила, потом долго счищала с него пыль. Мимолетом увидела ярлычок: height 128. Точно на мою дочь. И снова в сердце стрельнула тревога. Раньше здесь жила девочка одного с Маришкой роста? Или эта странная, а скорее, даже страшная комната предназначена именно для моей дочери?

Ф-фу, что за бред? Кому и зачем надо строить для Маришки пыльный дворец?!

Конечно, это было чужое царство. И в отличие от дружелюбного дома – показалось оно мне отталкивающим, враждебным.

…Дочка хотела переодеться в своей комнате и явиться передо мной во всем великолепии, но я, сама не знаю почему, не позволила. Наблюдала, как неловко она натягивает роскошь бархата и кружев на худенькие плечи, воюет с корсетом.

Готовилась рассмеяться, сказать: «Снимай скорее эту безвкусицу!»

Однако, когда платье было надето, я застыла от изумления. Преображение дочери поразило. Только что была пичуга, угловатая и нескладная, но теперь передо мной стояла маленькая принцесса. Причем не девчонка – девушка. Платье каким-то хитрым образом имитировало грудь (хотя у Маришки ничего еще там нет, зачем потребовала купить ей купальник – непонятно). И талию подчеркивало – при том, что фигурка у моей дочери совсем пока плоская.

Мариша увидела себя в зеркале, запрыгала от восторга:

– Вау, мамочка! Только туфли… туфелек не хватает! Давай прямо сейчас в эту комнату слазим, пожалуйста! Там они найдутся, я знаю! Хрустальные, как у Золушки!

Любуется на себя – а сама побледнела, носик трет, дышит тяжело.

Конечно. Разве вычистишь одежной щеткой многолетнюю пыль?

– Мария! – приказала я. – Немедленно снимай свой наряд!

– Но я хочу туфли!

– Снимай, я сказала!

Получилось непривычно строго. Дочь взглянула опасливо, стала расшнуровывать корсет. По щеке скатилась слезинка.