Книга Черт-те что, или Праздник первого зуба - Гру Дале

Злыдневна кивнула:

— Самая настоящая. Сшитая из пятнадцати крысиных брюшек и набитая мягчайшим крысиным пушком. Мягче не бывает. У твоей мамы точно такая же. Поэтому она спит крепко, а храпит громко. Это мама попросила меня сшить тебе подушку, чтоб ты не буянил по ночам, не стонал, не рычал и не проклинал подголовыши. А теперь надо подушку проверить на деле. Тебе давно пора спать после своей Зубоночи.

Бамбуль не стал спорить, прижал к себе подушку и потрусил в нору. Он надеялся, что Бавван ещё на празднике. Но тот уже вернулся и теперь сосредоточенно жевал остатки картофельной кожуры. Бамбуля он не заметил.

Той ночью Бамбуль спал так хорошо, что даже удивился, как быстро она прошла. Голова не болела, шея не ныла. На голове не было ни шишки, ни ссадины, ни синяка, ни раны. Он долго не хотел вставать, лежал и тёрся щекой о подушку — мягкую, гладкую, пухлую. Его собственную подушку. Каждый вечер, что бы он ни сказал, ни натворил, как бы ни оплошал, она будет его ждать.

Подземье просыпалось. Где-то ворочался гоффлокк, где-то что-то упало. В коридоре сквозило. Скоро запалят огнедыры, и папа пойдёт жарить крысиные окорочка на завтрак.

Бамбуль был счастлив. Так счастлив, что готов был смеяться. Прислушавшись к себе, он вдруг понял, что у него на самом деле подвело от смеха живот. «Хи-хи!» — булькало в животе. «Ха-ха!» — и смех рвался наружу. Бамбуль стиснул зубы, но хохочущие пузырьки перекатывались в горле, щекотали язык и не помещались во рту. Как он ни старался, но это произошло: «хи-хи» сорвалось с его губ. Тихое, больше похожее на выдох, так что люди наверху ничего не заметили.

Их жизнь текла своим чередом: они переходили улицы на красный свет, разъезжали на велосипедах по тротуарам и парковали машины в неположенных местах. Урчали компьютеры, телевизоры вещали новости. Люди болтали, пили кофе (или чай, или молоко). Никто ничего не почувствовал, разве что какой-нибудь энтузиаст-краевед в далёкой деревушке записал, что в этом году кукушка куковала в конце лета, что весьма необычно.

Бабушка Злыдневна прошипела спросонья:

— Бамбуль, выпей воды.

Дьяволёнок ещё раз поцеловал свою подушечку, мягкую, как большая гладенькая щека.

— Спасибо, — прошептал он в темноту, — спасибо!

И его благодарность тут же, как шустрая моль, выпорхнула наружу. И кто-то, тоже лёжа на своей подушке и прислушиваясь к звукам нового дня, вдруг заметил, как шевельнулись занавески, и услышал что-то похожее на «спасибо», и улыбнулся простой человеческой улыбкой.

А под землёй тёрся ухом о подушку из крысиных брюшек, набитую нежнейшим крысиным пухом, счастливый дьяволёнок Бамбуль. И подушка его была такая мягкая, такая чудесная, что он лежал и улыбался — губы сами растянулись до ушей.