Книга Гордость и предубеждение Джасмин Филд - Мелисса Натан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одного взгляда на все эти полные надежды и решимости лица было достаточно, чтобы еще раз убедиться, что Джаз в свое время приняла правильное решение: не быть профессиональной актрисой. Когда ей исполнилось восемнадцать, неделю или две она развлекалась этой идеей, но в конце концов поняла, что ей больше нравится разоблачать этот мир, чем самой эмоционально оголяться перед ним.
Джасмин обрадовалась, что ее новый друг Уиллс не потерял к ней интереса после ее беседы с мистером Ноублом.
Как только Гарри и Джаз закончили свою полемику, Уиллс тут же повернулся к ней.
— Можно мне первым поздравить тебя? — тихо сказал он. — Ты поставила на место великого Гарри Ноубла.
— Он всегда такой самодовольный? — спросила она.
Уилл с трудом сдерживал смех.
— Поверь, скоро ты привыкнешь к этому хаму.
Джаз хмыкнула:
— Так же, как я привыкла к «тампексам».
Тут уж он просто расхохотался. Оглушительно, по-мужски. Джаз не могла сдержаться и тоже засмеялась. Все, она попалась на крючок. Мужчина, смеющийся на ее шутку — что может быть отраднее? Разве только целая толпа мужчин, смеющихся на каскад ее шуток.
— Возможно, — наконец вымолвил Уитби, — именно по этой причине женщины легче находят с Ноублом общий язык, чем мужчины.
— Большинство женщин, — заметила Джаз, — хотят лишь одного.
Она посмотрела на Джека и Джорджию — они были поглощены разговором. Повернувшись снова к Уиллсу, она вдруг залилась краской: тот уже был серьезен и пристально разглядывал ее.
Первая репетиция была посвящена прочтению пьесы. Джаз очень она понравилась. Драматургическая версия романа была отлично сделана — в ней даже предполагался заключительный поцелуй Дарси и Элизабет, и это абсолютно не выглядело анахронизмом. Однако всякий раз, когда Джаз смотрела на своего Дарси, она испытывала большое беспокойство. Имея в партнерах Брайена Петерса, явно будет трудно придерживаться системы Станиславского. Как только они с Мо вернулись домой. Джаз записала свою роль на кассету, разбив ее длинными паузами — для реплик других персонажей. Гарри хотел, чтобы уже через две недели все знали свои роли наизусть. Джаз дала себе слово, что будет прослушивать запись каждую свободную минуту. Три часа до полного изнеможения она наговаривала свой текст.
После этого они сели с Мо в гостиной, как обычно, выпить свой вечерний бокал вина. Слава Богу, Мо не знала, что алкоголь не очень-то совместим с ее диетой. Они говорили о Джорджии.
— Итак, мистер Мускул обречен, — грустно произнесла Джаз, испытывая даже некоторую ностальгию.
— Да? Почему?
— Разве ты ничего не заметила на репетиции? Как Джорджия болтала с блондином, на лбу которого было начертано: «СЛЕДУЮЩИЙ». Этого парня зовут Джек и он играет — догадайся кого — ее возлюбленного!
— Серьезно? Я и не знала, что он ей нравится.
— Да ты что! Джорджия такие слюни пускала, глядя на него.
— А мне в какой-то момент показалось, что она, наоборот, хочет, чтобы я подошла и спасла ее от этого парня. Хорошо, что я тогда была очень занята.
— Ты с ума сошла? Она в тот момент как раз рисовала ему фасончик свадебного платья.
Мо задумалась.
— Ты имеешь в виду высокого парня с румянцем на щеках?
— Да, того самого, с колена которого Джорджия в конце репетиции так тщательно смахивала пылинки.
— He-а, мне ничего такого не кажется, — сказала Мо, допивая последний глоток.
— У тебя что, из-за диеты все мозги высохли? — удивилась Джаз. — Джорджия уж такие сигналы подавала, что не заметить их было просто невозможно. Практически, это были сигналы семафора.
— Бред все это! — насмешливо сказала Мо. — Может быть, ты и способна читать язык тела Джорджии, но для нас, простых смертных, она так же трудна для чтения, как… роман Томаса Харди.
Джаз смотрела на Мо, не веря своим ушам. Мо же продолжала, решив, видимо, эту тему развивать весь оставшийся вечер.
— Послушай, я очень люблю твою сестру, и ты это знаешь, но…
Джаз не желала больше ничего слушать. Разве Мо забыла?
Одна только Джаз имеет право критиковать Джорджию.
— … но, между нами говоря, у меня нет возможности заглянуть в ее хорошенькую головку и узнать, что там происходит. Что же касается ее заигрываний с кем-то там, — фыркнула Мо, — то я вообще не понимаю, о чем ты говоришь.
— Это потому, что последний месяц ты моришь голодом свои мозги, — съехидничала Джаз. — Твои мозги уже вытекают через уши — вон, они торчат там. Я постоянно поскальзываюсь на них в ванной.
— Ты просто завидуешь.
— Завидую? Чему?
— Моему новому стройному телу.
Джаз просто оторопела:
— Ты хочешь сказать, что я толстая?
— Да. У тебя большая задница.
— Знаешь, я предпочитаю лучше иметь большую задницу, чем хоть раз напялить на себя эти дурацкие белые треники.
— В них ты будешь похожа на пивную пену.
— Конечно. И все будут. И те, кто носит, уже похожи.
— Ты просто боишься.
— Боюсь? Чего? Быть похожей на фотомодель?
— Нет, ходить в спортивный зал.
— Я? Нисколько. Я в любое время могу запросто сделать тебя на «степе».
— Спорим, не можешь.
— А спорим, могу.
— По рукам, — в восторге заверещала Мо.
«Черт! Как это произошло? Ее просто взяли на слабо!»
— Есть где-то ступеньки, поблизости? — упавшим голосом спросила Джаз: — В кафе?
На следующий день ей в редакцию позвонила Джоузи, младшая сестра и образцовая жена образцового мужа. Не могла бы Джаз посидеть с малышом в четверг вечером, потому что они с Майклом хотят куда-нибудь пойти? Конечно, Джаз будет безумно рада. Этот звонок вдохновил ее, и она принялась писать статью о своей сестре, о ее идеальной семье: даже после шести лет брака и имея уже двухлетнего первенца, они (она и муж) куда-нибудь выходят поразвлечься, просто вдвоем, иногда даже в будний день. «Конечно, такой брак требует преданности друг другу, больших усилий, терпимости и чувства юмора, но тем не менее браки все еще могут быть чем-то романтичным, даже если медовый месяц давно прошел», — печатала Джаз, а что касается статьи о репетиции… ее отложим до следующей недели. Расправа над личностью Гарри Ноубла подождет недельку, сегодня у нее тема поважней.
Вечером, когда Джасмин пришла домой, квартира показалась ей очень унылой. Все пошло кувырком с тех пор, как Мо занялась своей фигурой. Она стала, как и все в этом безумном мире и перестала смотреть вокруг, зациклившись на себе. Глядя на пустую гостиную, Джаз размышляла о том, что Мо теперь стала видеть не дальше своего носа, а все, что ближе ее носа, то есть собственное тело, приобрело для нее колоссальные размеры. Она потеряла чувство пропорции.