Книга Двор красного монарха. История восхождения Сталина к власти - Саймон Себаг-Монтефиоре

Все же ни один не предложил совместить посты Генерального секретаря партии и премьера правительства. К тому же Сталина мучили сомнения: сможет ли грузин возглавить страну? Тогда Каганович предложил другого ставленника Сталина, Молотова.

21 октября вождь разоблачил очередного предателя. Сергей Сырцов, кандидат в члены политбюро и один из протеже Сталина, был обвинен в организации заговора против своего покровителя. Разоблачения уже вошли в повседневную жизнь большевиков, стали неотъемлемой частью их ритуала. Папки Сталина распухали от писем с обвинениями и доносами. Сырцова вызвали на заседание ЦК. Он вовлек в заговор первого секретаря Закавказской партии большевиков, Бесо Ломинадзе, старого друга Сталина и Серго Орджоникидзе. Ломинадзе сознался, что тайно встречался с заговорщиками, но утверждал, что выступал только против того, чтобы Сталина не сравнивали с Лениным. Как всегда, Иосиф Виссарионович отреагировал на известия о заговоре очень театрально.

«Невообразимая низость… Они организовывали переворот и притворялись на заседаниях политбюро. Они опустились на самое дно». Пошумев, он спокойно поинтересовался у Молотова: «Как у тебя дела?»

Серго Орджоникидзе требовал исключить заговорщиков из партии, однако Сталин, который уже понял по делу Тухачевского, что его положение еще недостаточно прочное, просто исключил провинившихся из ЦК.

19 декабря 1930 года собрался пленум. Главной его целью была консолидация партии после побед Сталина над противниками. Пленум так же, как всемогущий ЦК, который Коба сравнивал с древнегреческим ареопагом, заседал в одном из залов Большого Кремлевского дворца. Стенные панели из темного дерева и скамьи придавали залу сходство с церковью мрачных пуритан. Здесь московские вожди и региональные руководители, первые секретари республиканских и городских партийных организаций, собирались на совет, словно средневековые бароны. Заседания пленума и ЦК напоминали собрания злобных проповедников. Они проходили под аккомпанемент постоянных выкриков с мест: «Правильно!»; «Звери!» – или взрывов язвительного смеха.

Декабрьский пленум 1930 года оказался одним из последних собраний, где еще сохранялась большевистская традиция интеллектуальных споров и остроумных замечаний.

Ворошилов и Каганович схлестнулись с Николаем Бухариным, который после поражения правых перешел на сторону Сталина.

– Мы поступили очень правильно, разгромив самый опасный правый раскол в партии, – сказал Бухарин.

– И тех, кто заражен им! – выкрикнул с места Клим Ворошилов.

– Если вы говорите об их физическом уничтожении, то я оставляю этот вопрос на рассмотрение товарищей, которые заражены кровожадностью, – парировал Бухарин.

В зале послышался смех, но шутки и замечания с каждой секундой приобретали все более зловещий и угрожающий характер. Репрессии против верхушки партии и государства в 1930 году еще казались невероятными. Но Каганович настойчиво уговаривал Сталина быть пожестче с оппозицией, Ворошилов требовал от прокуратуры занять более активную позицию.

Пленум снял Рыкова с поста премьера и назначил вместо него Молотова. В состав политбюро вошел Орджоникидзе. Ему также доверили возглавить Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), индустриальный колосс, который должен надзирать за выполнением пятилетнего плана. Серго идеально подходил на роль бульдозера, который должен расчищать дорогу индустриализации.

Новые назначения и стремление закончить пятилетку в четыре года вызвали среди руководства много споров и ссор. Каждый нарком защищал собственный комиссариат и своих людей. Когда вожди переходили на другую работу, то меняли и взгляды. На посту председателя Контрольной комиссии Орджоникидзе был обеими руками за кампанию против саботажников и вредителей в промышленности. Но став во главе промышленности, поменял позицию на 180 градусов. Теперь положение заставляло его защищать техспецов. Результатом этих перемен стали регулярные столкновения по вопросу о бюджете с Молотовым, которого Орджоникидзе недолюбливал. Никаких радикальных групп в партии не было. Просто в разное время то одни, то другие занимали более радикальную позицию, чем остальные. Сам Сталин, главный организатор террора, поддерживал то одних, то других.

В спорах вождь выступал не участником, а третейским судьей. Без арбитра обойтись было трудно. Полемика и споры принимали такие горячие и острые формы, что Куйбышев, Орджоникидзе и Микоян, защищая свои комиссариаты, угрожали уйти в отставку.

«Дорогой товарищ Сталин! – холодно писал Микоян. – Две последних ваших телеграммы так разочаровали меня, что я не смог проработать и двух дней! Я готов принимать любую критику, за исключением той, когда меня обвиняют в предательстве ЦК и вас лично. Без вашей личной поддержки я не смогу работать наркомом снабжения и торговли СССР. Считаю, что будет лучше подыскать на мое место нового руководителя, а мне дать другое задание».

Сталин извинился перед Микояном. Извинялся он часто, для него это не представляло никакого труда.

Тем временем вернувшийся из Ростова Андреев возглавил Контрольную комиссию, а Каганович, которому было тогда всего тридцать семь лет, был назначен заместителем Сталина в секретариате партии. Таким образом он стал третьим человеком страны. В правящий триумвират входили Сталин, премьер Молотов и Каганович.

* * *

Лазарь Моисеевич Каганович был высоким и сильным мужчиной. Стремительный и мужественный, он так же, как остальные большевистские вожди, был трудоголиком. Это был красивый брюнет с длинными ресницами и замечательными карими глазами. Он всегда перебирал янтарные четки или играл цепочкой с ключами. Образования у него практически не было. Сапожник по профессии, Каганович первым делом смотрел на ноги человека. Если ему нравилась обувь собеседника, он иногда мог даже попросить его разуться, чтобы полюбоваться чужой работой. В углу кабинета Каганович хранил ящик с инструментами сапожника, подарок бывших коллег.

Лазарь Каганович представлял собой образец мужественного современного руководителя. Он был таким же вспыльчивым, как и его близкий друг Серго Орджоникидзе. Каганович нередко занимался рукоприкладством или поднимал подчиненных над землей, схватив за лацканы пиджака.

Возможно, Лазарь и предпочел бы ручке молоток сапожника, но он был отличным руководителем и организатором. Несмотря на горячий и несдержанный характер, в политике он отличался крайней осторожностью, решения принимал умные и быстрые. Каганович постоянно спорил с медлительным Молотовым. Вячеслав Михайлович считал коллегу грубым, жестким и строгим, но ценил за энергичность и отличные организаторские способности. Каганович, по мнению Молотова, плохо разбирался в теоретических вопросах и часто ошибался, но был наиболее преданным Сталину вождем. Он говорил с сильным еврейским акцентом, однако несмотря на это Серго Орджоникидзе считал Кагановича лучшим оратором. «Он умеет подчинять себе аудиторию!»

За бьющую ключом энергию Кагановича прозвали Локомотивом. Молотов говорил, что Лазарь не только знает, как надавить на человека, но и сам может дать фору любому головорезу. Сталин называл его Железным Лазарем.