Книга Виват император! - Роман Злотников

Она замолчала и, вскинув очи вверх, замерла, наслаждаясь открывшимися перспективами. Но рыжая быстро вернула ее на землю:

— Возможно, но мы пришли. И сейчас все зависит от того, как получится у Мойзеля. Если ему удастся, то твой вертикальный взлет превратится в ракетный старт, а если нет…

Черноволосая усмехнулась:

— Не волнуйся, разве это его первая авантюрная идея, которая воплотилась в жизнь? Ты же знаешь — «Мойзель всегда оказывается прав».

Рыжая вздохнула:

— Хотелось бы… — Она подняла голову и с беспокойством посмотрела на подругу. — Скажи, ты хорошо поняла, что он задумал?

— А что в этом непонятного? — удивленно вскинулась та. — Он хочет восстановить в этой стране монархию и стать ее королем.

— Если бы только это… — с невеселой улыбкой сказала рыжая. — Ах, если б только это… — Она помолчала, кусая губы, потом сказала: — Он хочет стать не просто королем этой страны, он собирается стать единственным монархом этой планеты, АБСОЛЮТНЫМ!

Черноволосая вздрогнула. Некоторое время в кухне стояло тяжелое молчание. Наконец черноволосая прошептала:

— Значит… опять война?

Рыжая, помолчав немного, ответила вопросом на вопрос:

— А разве ты знаешь иной способ стать властелином мира?

Заскрипели тормоза, вагон дернулся, лязгнули буфера, мужик, стоявший позади Дашуни, качнулся вперед, пребольно заехав ей локтем между лопаток, но, вместо того чтобы извиниться, только выругался в пространство. Дашуня посмотрела на него через плечо, но тут же отвернулась. Мужик был толстый, небритый и злой. Рядом с ним громоздился небольшой Эверест из клеенчатых баулов, от которых несло салом и копчениями. Дашуня, до сих пор успешно противостоявшая этим ароматам, из-за неожиданного удара в спину слегка расслабилась, и ее рот тут же наполнился слюной. Последний раз она ела вчера вечером. Дашуня сердито сглотнула слюну и задержала дыхание. Впереди гулко лязгнуло: это проводница распахнула дверь и откинула ступеньку. Народ, толпившийся в проходе, заволновался и двинулся вперед.

На перроне было людно, а вагоны поезда продолжали извергать из себя все новые и новые потоки людей. В плотной толпе медленно, будто ледоколы, двигались носильщики, несуетливо толкая перед собой громоздкие тележки. Дашуня двигалась вместе со всеми, отчаянно вертя головой и пытаясь как следует разглядеть все вокруг, а сердечко отчаянно колотилось, и в голове гремел восторженный вопль: «Я уже в Москве!» Сзади послышался знакомый голос. Дашуня обернулась. Давешний мужик, обливаясь потом и поливая матом весь белый свет, волок на себе свои сумки, а рядом степенно шествовал носильщик с полупустой тележкой. В ленивом взгляде носильщика светилась легкая ирония, и он время от времени делал легкое движение тележкой, как будто подставляя ее под одну из свешивавшихся со всех сторон сумок, отчего мужик взрыкивал, шарахался в сторону и выплескивал новую порцию мата. Было видно, что он готов лечь костьми на этом перроне, но не дать «етим злыдням» заработать на нем ни единой копейки.

Наконец толпа продавила Дашуню через широко распахнутые, несмотря на пружины, двери и разделилась на ручейки. Основной поток двинулся в сторону метро, другой, тоже довольно солидный рукав, повернул к привокзальному рынку (откуда-то из середины этого ответвления до нее еще пару раз донеслись всплески знакомого мата), а остальные рассыпались мелкими брызгами по автобусным и троллейбусным остановкам, маршруткам и частникам. Дашуня остановилась, поставила на сухой горячий асфальт свой слегка оббитый, но еще довольно крепкий чемодан и глубоко вдохнула терпкий, чуть горчащий московский воздух. Над городом стоял гул, издаваемый сотнями тысяч машин, мчащихся по широким проспектам, окутанным ласковым зеленым пологом листвы. Москва!.. Лучший город Земли. Что там Париж или Нью-Йорк, Москва ничуть не хуже, но здесь еще и говорят по-русски. Здесь перед молодыми, энергичными, пусть и не очень красивыми девчонками из далекой российской провинции открываются такие перспективы, что просто дух захватывает. Дашуня счастливо вздохнула и, подхватив чемодан, пошла к метро…

Институт она отыскала с трудом. Вроде по схеме, скачанной из Интернета, все выходило очень просто — метро «Чистые пруды», потом две остановки на трамвае или двести метров пешком — и вот он. Но у метро оказалось два выхода, и конечно же она вышла не из того, повернула не туда и потом почти три часа плутала по всяким Малым Татарским и Большим Ивановским переулкам, Вторым Ямским проездам, где дома имели совершенно дебильную многоэтажную нумерацию типа: дом семь, корпус четыре, строение двести девяносто семь «Б». Так что когда Дашуня наконец выбралась на Бульварное кольцо, ноги у нее подгибались, а руки, отягощенные пусть и не особо тяжелым, но все-таки довольно плотно набитым чемоданом, просто отваливались. К тому же очень хотелось пить, да и есть тоже. Но когда Дашуня, решив слегка поправить это дело, подошла к стойке довольно большого уличного кафе, раскинувшего свои зонтики как раз у нужного выхода из метро, который она так бездарно проворонила, то ей хватило одного взгляда на цены, чтобы громко ойкнуть, что Дашуня и сделала. Она тут же покраснела, поймав на себе несколько насмешливых взглядов. Секунды две девушка колебалась — ей очень хотелось выложить с независимым видом за сосиску и салатик сумму, на которую она дома могла раза три довольно прилично пообедать, лишь бы доказать этим высокомерным москвичам, что и она тоже не лыком шита, но она, хотя и с трудом, подавила в себе это глупое желание. Денег у нее было не очень-то много, а до первой стипендии еще о-го-го сколько. Да и та наверняка не позволит особо шиковать. Поэтому, кроме стипендии, она еще собиралась устроиться на какую-нибудь работу. Вообще насчет того, как устроиться в Москве, у нее были довольно детально разработанные планы. Во всяком случае, дома ей казалось именно так, хотя сейчас где-то в глубине души у нее появилось… нет, не сомнение, а, скажем так, лишь первые его зачатки. Но Дашуня тут же припомнила слова Наполеона о том, что неуверенность — первый шаг к поражению. Поэтому она гордо вскинула голову и, подхватив ставший совершенно неподъемным чемодан, удалилась от кафе с максимально независимым видом. Как выяснилось чуть позже, это оказалось совершенно правильным решением. Потому что чуть дальше она наткнулась на продукт, деньги на который она потратила с легкой душой. Поскольку здесь, в Москве, он стоил даже немного дешевле, чем дома. Это были бананы.

Устроившись на скамейке и слегка утолив голод, Дашуня подняла свой чемодан, который вроде как немного полегчал, и двинулась в нужном направлении.

Институт выглядел не особо презентабельно. Мрачноватое многоэтажное здание в техностиле стыка пятидесятых и шестидесятых годов со слегка обшарпанным фасадом и оббитыми по краям ступенями, ведущими к тяжелым деревянным дверям, отворяющимся в обе стороны. Когда Дашуня прочитала табличку, означавшую, что она наконец-то добралась до цели своего почти двухнедельного путешествия, у нее засосало под ложечкой. Ей вдруг отчаянно захотелось снова оказаться дома, потому что вся эта затея с путешествием сейчас, на этом пороге, показалась ей безумной авантюрой, не имеющей никаких шансов на успех, а надежда на дипломы за победы в олимпиадах, на похвальные грамоты и особенно на золотую медаль, спрятанную в отдельной косметичке, которую Дашуня сунула в самый укромный угол чемодана, — просто смешными. Но отступать было поздно, и она, упрямо сжав губы и вызывающе выставив подбородок, протянула руку и, навалившись всем телом, отворила тяжелую дверь…