Книга Быть или иметь? Психология культуры потребления - Тим Кассер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Методы теории управления ужасом весьма впечатлили нас с Кеном Шелдоном как любопытный способ экспериментальной активации чувства незащищенности, предположительно лежащего в основе материалистического отношения к жизни. То есть если мысли о смерти пугают, они, по всей вероятности, ведут к возникновению этого чувства. И если материалистические устремления представляют собой попытку компенсировать это чувство, значит, страх перед смертью должен превращать людей в истинных материалистов. И тот факт, что смерть была одной из доминирующих тем снов людей, ориентированных на материалистические ценности, по логике делает эти умозаключения вполне правдоподобными.
Чтобы это проверить, мы произвольно поделили студентов на две группы: группу «осознания собственной смертности» и контрольную группу[71]. Первая писала короткие сочинения на две темы: «опишите чувства, которые пробуждают в вас мысли о собственной смерти» и «опишите, что, по-вашему, с вами произойдет с физической точки зрения после того, как вы умрете». Участники второй отвечали на похожие вопросы, но касались они совсем другого опыта – прослушивания музыки.
В первом исследовании мы попросили всех студентов мысленно заглянуть на пятнадцать лет вперед и по текущему долларовому курсу оценить собственные ожидания в отношении девяти аспектов своего будущего финансового положения. Мы поделили эти девять оценок на три набора ожиданий: суммарная финансовая стоимость (ожидания в отношении собственной зарплаты и заработка супруга (супруги), стоимости дома, размера инвестиций и суммы, которую респонденты будут тратить в будущем на путешествия); расходы на удовольствия (ожидания относительно суммы, которую респонденты будут тратить на одежду, развлечения и разные хобби и приятные занятия на досуге); и стоимость имущества (ожидаемая цена машин, мебели и прочих вещей в их домах).
По сравнению с участниками, которые отвечали на вопросы о прослушивании музыки, писавшие о смерти сообщили о большей ожидаемой суммарной финансовой стоимости по истечении пятнадцатилетнего периода. Большую сумму они рассчитывали тратить и на удовольствия. Например, члены этой группы сказали, что, по их ожиданиям, в среднем будут расходовать на развлечения, досуг и одежду 813 долларов в месяц, в то время как те, кто писал о музыке, планировали тратить на все это в среднем всего 410 долларов.
Во втором исследовании мы подошли к оценке материализма с несколько иной стороны. После написания сочинений о смерти и музыке две новые группы студентов играли в игру под названием «управление лесными ресурсами». Им нужно было представить себя владельцами компании, которая конкурирует с тремя другими фирмами за право вырубки деревьев в национальном лесу. Участников предупредили, что для дальнейшего выживания бизнеса их компания должна работать прибыльно, но при этом вырубание больших лесных массивов грозит полностью уничтожить лес. А затем студенты ответили на три вопроса. Во-первых, мы выясняли, обусловливала ли их решения алчность, спрашивая ребят, насколько большую прибыль они хотели бы получать по сравнению с другими компаниями. Во-вторых, мы оценивали, не двигал ли ими страх, задав вопрос, насколько сильно их волнует тот факт, что конкуренты могут вырубать ежегодно слишком много деревьев. И наконец, мы оценивали готовность участников потреблять ресурсы, спрашивая их, на вырубку скольких из доступных 100 акров леса они подали бы заявку. Так вот, респонденты, писавшие до этого сочинение о смерти (что, предположительно, обострило в них чувство незащищенности), проявили себя большими материалистами. Они претендовали почти на 62 из 100 доступных акров леса, в то время как запросы членов контрольной группы были гораздо скромнее – всего 49 акров. Кроме того, участников, которые писали о смерти, в основном мотивировала жадность, поскольку они, по их собственным оценкам, хотели иметь большую прибыль, чем другие компании.
Насколько мне известно, это первое исследование, нацеленное на изучение зависимости между незащищенностью и материализмом людей, которое основывалось на реальном эксперименте. Все предыдущие исследования в этой области относились к категории корреляционных, что не давало нам полной уверенности в том, что незащищенность является в данном случае одним из реальных причинно-обусловленных факторов. В отличие от таких исследований, описанные выше экспериментальные процедуры стали самым убедительным на сегодняшний день подтверждением тому, что чувство незащищенности действительно порождает и усиливает материалистические тенденции.
Самые разные исследования свидетельствуют о том, что если потребности в безопасности и средствах к существованию не удовлетворяются в полной мере, то люди начинают рассматривать материалистические ценности как свои жизненные приоритеты. Что бы мы ни исследовали и ни анализировали – характеристики наций, родителей или семей, содержание снов или реакцию людей на смерть, – выводы всегда одни и те же. Безусловно, существует множество других источников незащищенности, которая ведет к усилению значимости материалистических целей в системе ценностей человека, и эти источники будут выявлены и задокументированы будущими исследованиями.
Я вижу прямую связь между незащищенностью, материалистической ценностной ориентацией и субъективным благополучием в том, что люди порой сталкиваются с жизненными обстоятельствами (не слишком внимательные и заботливые родители, бедность, страх смерти), которые заставляют их чувствовать свою беспомощность. Это вызывает в них недовольство и неудовлетворенность жизнью, ибо для крепкого психологического здоровья потребности в защите должны быть в полной мере удовлетворены. В то же время ощущение неуверенности в завтрашнем дне повышает вероятность того, что человек станет убежденным материалистом, потому что и его внутренняя предрасположенность, и внешняя потребительская культура предполагают, будто обрести устойчивую почву под ногами можно за определенные ресурсы. Таким образом, получается, что материалистические ценности – это одновременно и симптом незащищенности, лежащей в основе чрезмерного материализма, и стратегия противодействия и преодоления трудностей, применяемая людьми для решения проблем и удовлетворения потребностей.
Беда в том, что ориентация на материалистические ценности – весьма неэффективная стратегия борьбы с трудностями. Как в случае с другими стратегиями, возможно, позволяющими человеку на короткое время улучшить свое психологическое самочувствие (самоизоляция, отрицание проблемы, гедонистические удовольствия вроде алкоголя или секса), в долгосрочной перспективе безудержная погоня за наживой, как правило, только обостряет ощущение незащищенности. Обратная зависимость между материалистическими ценностями и психологическим благополучием, безусловно, свидетельствует о том, что такая стратегия не слишком эффективна и вряд ли избавит человека от проблем. Скорее всего, она лишь усугубит их. И, как нам еще предстоит убедиться, прочтя следующие три главы, такой итог весьма вероятен, поскольку ориентация на материалистические ценности направляет людей к опыту, который отнюдь не предполагает условий, благоприятных для удовлетворения и других важных потребностей (кроме защищенности).