Книга Твердыня тысячи копий - Энтони Ричес

Марк встал и потянулся, выгоняя ломоту из суставов.

– Хочешь сказать, что, если я не возьму себя в руки, окружающие будут втянуты в мое личное царство Гадеса? Ну а если я все-таки поведу людей в завтрашний поход? Сколько еще пройдет времени, прежде чем на моих глазах изрубят очередного друга?

Он с вызовом уставился на обоих мужчин. Ему ответил Мартос. От сдерживаемых эмоций голос вотадинского князя прозвучал глухо:

– Как быстро это случится? Кто знает… Мы – воины, друг мой Марк. Мы все сожительствуем со смертью. Никто не радуется, теряя друга, но что тут поделаешь? Отец ознакомил тебя с искусством сражений, принял меры, чтобы ты научился владеть мечом. Привил навыки убирать любого, кто встанет поперек пути. Мало того, благодаря ему у тебя есть и сметливость, и цепкая хватка за жизнь, так что налицо все шансы отомстить за друга, когда наступит подходящий момент. Но тебе не выжить, если отказываться смотреть в лицо смерти, и порукой тому сегодняшние события. Твои друзья, Марк, будут и впредь погибать, таков закон жизни. Я тоже терял друзей и братьев по крови. А спроси Арминия, скольких потерял он!.. У тебя лишь два выхода, центурион: либо ты научишься принимать жизнь такой, какая она есть, либо иди сдавайся властям. Так ты хотя бы не погубишь тех, кто рядом.

Арминий приблизился к измученному сотнику и с мрачной улыбкой тихонько похлопал его по вымазанной кровью кольчуге.

– Какой бы выбор ты ни сделал, решение надо принимать прямо сейчас. Если завтра на рассвете тебя не окажется в строю, это будет означать смертный приговор человеку, которого я поклялся защищать даже ценой собственной жизни. И его гибели я не допущу.

Марк закрыл глаза и молча постоял несколько секунд, слегка покачиваясь от изнеможения. Затем разом распахнул веки и совершенно будничным тоном сказал:

– Ладно. Вы оба неплохие люди, и я вам верю. Вот мое решение: я сам разберусь со своим горем и не предам тех, кто еще жив – хотя бы во имя памяти погибших.

Мартос ласково потрепал его по плечу, затем легонько подтолкнул на выход из палатки.

– Вот и славно. Жизнь существует для живых, Два Клинка, и чем больше смертей ты видишь, тем глубже осознаешь эту истину. Давай-ка скидывай кольчугу, смой с себя чужую кровь, и мы втроем отнесем голову Руфия на костер, который не даст воронам пировать на наших мертвецах. Там он воссоединится со своими братьями по оружию. А после… Я так скажу: нам всем надо выпить и заодно почтить светлую память солдата, который остался здесь на веки вечные.

Добравшись до нужного места в лагере Петрианы, интендант Октавий обнаружил, что человек, которого он планировал сделать своим партнером в афере с золотой гривной, куда-то подевался. Расспросы о нынешнем местонахождении декуриона Кира натыкались либо на полнейшее безразличие, либо на неприкрытую враждебность, к которой, впрочем, актуарий успел привыкнуть за время службы. Наиболее полезный ответ он получил от солдата, пришедшего менять меч. Давно уже чувствуя, с какой досадой, если не сказать злобой кавалеристы относятся к своему интенданту, которого не без оснований подозревали в казнокрадстве и барышничестве на нуждах простого солдата, Октавий заменил меч за очень скромную мзду, и этот дальновидный шаг принес плоды.

– Декурион Кир? Да он за обваловкой, сторожевые посты обходит. Еще днем начальник караула получил стрелу в грудь, так что Кир решил лично убедиться, как дупликарий[10]Силий справляется с новой должностью. Если хочешь, могу проводить…

Заинтригованный взгляд солдата заставил Октавия насторожиться. Вся ала[11]знала, что интендант и декурион Кир спелись на почве общих своекорыстных интересов, а именно на приобретении богатства и всех тех привилегий, которые за ним стоят. По слухам, несмотря на отнюдь не высокую должность командира турмы, Кир был богат настолько, что не только сослуживцы, но и старшие офицеры кавалерийского крыла ему в подметки не годились. А еще поговаривали, будто с полгодика назад ему подфартило наткнуться на припрятанное варварами золото, которое почти все прилипло к его рукам благодаря стратегически розданным взяткам. Что же касается извечной проблемы воришек и грабителей, то зловещая репутация декуриона, слывшего скорым на расправу со всяким, кто только мог показаться ему угрозой, не позволяла даже помыслить о том, чтобы поживиться золотом из походного сундучка Кира. А вот Октавия люди Петрианы хоть и презирали, но ничуточки не боялись. Даже небольшой шанс погреть руки мог заставить их взяться за нож: чтобы распороть стенку интендантской палатки и взять, что плохо лежит, либо вовсе перерезать актуарию глотку, коли этого потребует необходимость.

– Ничего-ничего, дело несрочное, я потом сам его разыщу.

Мысленно разразившись проклятиями, интендант побрел назад. Впрочем, вряд ли войска выйдут на марш в ближайшие пару дней. Ведь полагалось принести благодарственные жертвы многочисленным богам, собрать оружие убитых, отправить раненых в тыловые лазареты, сжечь трупы… Наместник не станет дергать утомленных недавними сражениями солдат без очень серьезной на то причины. Время переговорить с компаньоном еще будет, а пока надо закончить текущие дела.

Тот факт, что Арминий не дал любопытным ушам приблизиться к палатке командира во время совещания со старшими центурионами, на целый час задержал распространение невеселых новостей среди пехотинцев тунгрийских когорт. Хотя к утру не осталось ни одного человека, который не находился бы в курсе дела, вовсю обсуждая сложившуюся ситуацию.

– Говорят, на Валу сожгли все форпосты до единого! Женщины и дети изнасилованы и зарезаны, седобородые головы насажены на колья, на радость воронью…

Морбан раздраженно замотал головой, услышав возбужденный шепот трубача, и, ухватив молодого солдатика за тунику, дернул к себе. Несмотря на малый рост и кривые ноги, сигнифер был плотно сбитым, мускулистым мужчиной, к тому же весьма опасным в гневе.

– Коли так, сиди и молчи, понял? Слухи, они и есть слухи. И вообще, нечего панику разводить. У кого-то из наших там и вправду остались жены и дети. Бери-ка лучше свою вонючую трубу и готовься к утреннему смотру.

Он сердито выскочил из палатки, окутавшись облачком пара изо рта – и едва не наступил на мальчишку, который с полнейшим презрением к холоду сидел у входа и точил свой нож на оселке. Ребенок на мгновение вскинул глаза на родного деда, но тут же вновь погрузился в свое занятие.

– Ага. Я так и думал, что это ты, Волчонок. – Морбан присел на корточки напротив и выставил ладонь. Внук с неохотой вложил ему в руку нож, после чего выжидающе замер, пока Морбан проверял кромку. – Великий Коцидий! – воскликнул дед, когда лезвие оставило у него на пальце кровавый след. – Смотри-ка, и впрямь острый! Ну, знаешь, еще с полгодика таких упражнений, и ты его начисто сточишь. – Он вернул оружие, одобрительно кивнув, когда Волчонок со знанием дела убрал его в ножны на поясе. – Послушай, вовсе не обязательно точить клинок каждодневно. Так не делают… – У него дрогнул голос. Морбан знал, что никакие его слова не подействуют на мальчишку, который угрюмо пялился в землю.