Книга Чистилище. Грань - Дмитрий Янковский

Кирилл вспомнил то странное, ничем, казалось бы, не обоснованное чувство, когда после вызова по громкой связи Вадим Семенович шагал в сторону штаба. Что тогда заставило парня подумать о худшем? До чего же странно работает у людей интуиция! Из ничего не значащей, обрывочной информации она непостижимым образом формирует неясное ощущение, которому мало кто доверяет, но которое зачастую и оказывается самым верным. Потому и говорят, наверное, что именно с опытом у человека растет доверие к разного рода предчувствиям. Потому что они сбываются, и это становится очевидным…

И вот Кирилл теперь в бункере, в относительной безопасности, а Вадим Семенович там, на полигоне… Или мертвый лежит, с искаженным от боли лицом, или рвет людей в клочья, превратившись в мутанта. Впрочем, оставался один шанс из трех, что он выжил и, как тот полицейский на перекрестке, спасает людей. Очень хотелось в это верить, ведь такой человечище! Обученный, стойкий, опытный, мудрый… Такой бы очень пригодился выжившим. Вот только надежда на что-то хорошее осталась там, за шлюзовыми воротами бункера, вместе с миллиардами не попавших в бункер людей. Тут, среди растрескавшихся школьных парт, выцветших плакатов и всеобщего страха, ей не осталось места.

Майор Грохотов рассадил прибывших, нашел несколько нужных плакатов, выложил на кафедру свернутый общевойсковой защитный комплект и принялся объяснять, как им пользоваться.

– Погодите! – остановил его, поднявшись со стула, рослый эффектный парень лет тридцати. – Вы бы хоть сообщили, зачем оно нам!

– Как вас зовут, юноша? – сухо поинтересовался Грохотов.

– Андрей! Не сочтите за дерзость, но я уже взрослый человек, мне почти тридцать, и я хочу понять ценность получаемой информации. Имею право?

– Вообще-то нет, – скорбно сообщил Грохотов. – Никаких прав у вас тут нет. У ваших родителей есть, согласно табели о рангах. А ваше дело собачье – пустили пожить, примите это с благодарностью!

– Зря вы так! – вступилась за парня одна из женщин.

– Думаете, зря? – Майор был предельно серьезен. – Нет, дамочка, не знаю, как вас там, не зря. Мы тут волей случая оказались в одной лодке. И у этой лодки, попрошу заметить, есть капитан, есть экипаж и есть пассажиры. В обычных условиях, наверное, экипаж должен целовать пассажиров в задницу. Но не в авральных условиях. В авральных условиях, а мы находимся именно в них, я имею право пристрелить любого, чьи действия, на мой сугубо субъективный взгляд, будут угрожать всеобщей безопасности. – Он расстегнул кобуру и с грохотом выложил на кафедру пистолет Макарова, стволом к собравшимся. – Вот мое право! – прокомментировал Грохотов. – Такое право есть у всех офицеров гарнизона и у солдат, несущих службу по охране внутреннего порядка. И мне бы очень не хотелось самому применять данное право или чтобы кто-то другой его применил в отношении этого… – Он ткнул пальцем в Андрея. – Мне бы хотелось сразу расставить все точки над «ё». Обе, то есть, точки. Одну и другую. Сколько их там вообще есть, этих точек. И чтобы никто из тех, у кого тут нет никаких, ни малейших, прав, не думал, что они у него есть. Все. Дерьмократия ваша гражданская закончилась. Это вам одна точка. А другая точка – началось для вас строгое единоначалие. Это означает, что вы будете делать, что велит начальство. Поэтому сядьте, молодой человек, заткните свой фонтан и откройте уши. Ибо все, что я говорю, касается не только вашей безопасности, но и безопасности всего бункера.

Андрей молча сел. Майор убрал пистолет обратно в кобуру и продолжил:

– Я не нуждаюсь ни в чьих советах. К тому же перед практическими занятиями по надеванию ОЗК и противогаза я как раз хотел разъяснить, зачем оно важно именно вам и почему каждому из вас будет выдан вот такой химкомплект. Суть в следующем. У нас есть связь с группой спасшихся от заражения в Кронштадте. Они достоверно убедились, что ОЗК и изолирующий противогаз спасают от заражения. И передали эту информацию нам. Поэтому в случае малейшей тревоги вам будет необходимо облачиться в данное снаряжение, чтобы не заразиться. Это зачем вам это нужно. А теперь объясню, зачем это нужно всем остальным. Если произойдет заражение, то примерно треть людей превратится в мутантов и начнет уничтожать все живое в замкнутых помещениях бункера. Наша задача, если вирус прорвется внутрь, снизить именно риск мутации. Чем меньше зараженных, тем меньше мутантов, тем больше шанс их уничтожить раньше, чем они уничтожат всех.

– А смысл? – фыркнув, не удержался от язвы Андрей. – Ну, перебьете вы мутантов, а дальше что? Продолжать жить в этом резиновом презервативе, который вы называете химкомплектом?

– Всегда можно найти выход из положения, пока жив, – веско ответил начальник химслужбы. – К тому же, судя по данным из Кронштадта, смерть от вируса сопровождается страшными мучениями. Кому этих аргументов недостаточно, можем проводить до шлюза. Подыхайте и мутируйте снаружи. Нам тут проблемы не нужны. Есть желающие?

Никто не ответил.

– Я вас лично, Андрей, спрашиваю! – с нажимом проговорил Грохотов. – Вас проводить до шлюза? Не слышу ответа!

– Нет… – неохотно сдался Андрей.

– Громче!

– Нет! – Андрей повысил голос.

– Вот и отлично, – спокойно констатировал майор. – Значит, с вас, Андрей, и начнем практические занятия.

Впрочем, по несколько раз надевать и снимать ОЗК и изолирующий противогаз пришлось всем. Кирилл не нашел в этом ничего сложного, а система подачи кислорода на основе порошкового картриджа показалась ему удобной. Ведь небольших картриджей можно таскать на себе довольно много, в отличие от баллонов со сжатым воздухом.

К тому же это монотонное занятие помогало отвлечься от гнетущих мыслей. А они одолевали все сильнее. Выступление Грохотова, хотя и было адресовано по большей части Андрею, оставило тягостное впечатление. Мало того, что весь остаток жизни, судя по всему, неба увидеть уже не получится, так еще и доживать предстояло на собачьих правах. Кирилл снова вспомнил Вадима Семеновича и порадовался, что тот уберег его от жесткой армейской муштры. Но тут, похоже, никто уже не собирался спрашивать, что кому нравится и что кто желает. Тут жизнь каждого будет подчинена некоему усредненному «всеобщему благу».

Но разве не так было и в предыдущей жизни, отделенной от сегодняшнего ужасного дня незримой гранью? Ведь, по большому счету, вся Земля – тот же бункер. Просто намного больше. Но суть-то от этого не меняется. Все равно руководит всем горстка избранных, а остальные вынуждены довольствоваться теми же собачьими правами, голодать, гибнуть в войнах, работать с утра до вечера не столько для себя, сколько ради того же «всеобщего блага». Разница была лишь в том, что там, за гранью, Кирилл со своей семьей принадлежал скорее к элите, не думая каждый день о людях, голодающих и прозябающих в слаборазвитых странах. А тут вышло наоборот. Тут он попал в когорту бесправных, а привилегии элиты достались другим.

Конечно, размер имеет значение. И бункер, по структуре ничем не отличаясь от большого общества современной цивилизации, именно за счет куда более скромного размера сгустил все проблемы до состояния эссенции, представил их намного более выпуклыми.