Книга Охотницы - Элизабет Мэй

«Четыре…»

Мои ноги работают, как поршни. Я толкаю Киарана, чтобы он бежал впереди.

«Три…»

Я бросаюсь на него и перекатываюсь так, чтобы его неразрушимое тело защитило меня от прямого взрыва.

«Два…»

Я задерживаю дыхание и закрываю ладонями уши.

«Один!»

Даже прижатые к ушам ладони не приглушают звук взрыва. В воздух поднимаются облака пыли и окрашивают небо в оранжевый цвет. Самое удивительное, что под оранжевым маревом все освещается ярко-синим цветом, которого я никогда раньше не видела. Ух ты! Должно быть, такие цвета фейри излучают, когда их биологическая ткань реагирует с черным порохом. Как интересно!

Я хмурюсь, глядя на падающие обломки. Оружие не должно было обладать такой взрывной силой. Кто знал, что фейри так красиво взрываются? Я определенно не хочу, чтобы фейри, убившая мою мать, умерла так быстро, когда я найду ее.

Киаран застыл рядом со мной, его сердце бьется в тяжелом, успокаивающем ритме у моей щеки. Я не могу слышать его из-за взрыва, но я его чувствую. Я смотрю, как оседает пыль, и мое тело успокаивается. Начинают падать капли дождя.

Киаран ерзает, отодвигаясь от меня. Я неловко откашливаюсь и поднимаюсь, чтобы взглянуть на огромную зияющую дыру там, где недавно была половина Норт-бридж. В ушах щелкает, и ко мне частично возвращается слух.

— Что ж, — говорю я, работая челюстями, чтобы прочистить уши. — Этого я не ожидала.

— Какое совпадение! Я тоже.

Его тон удивляет меня. Господи! Глаза Киарана сияют, когда он встает на ноги. Он стряхивает мусор со своей порванной одежды — кусочки дымящегося камня, которые могли бы серьезно ранить меня, если бы я не использовала его как щит.

— У черного пороха низкая взрывная сила, — говорю я в свою защиту. — Я не учла реакции красного колпака на сейгфлюр… Ты сердишься?

Рычание эхом отдается в ночи.

Мы с Киараном оборачиваемся к руинам Норт-бридж. Среди обломков стоит третий красный колпак. Господи! Три фейри за одну ночь — это ненормально.

Мои руки сжимаются в кулаки, когда фейри перепрыгивает остатки моста — грациозно, несмотря на огромное тело. Неважно, что у меня нет эффективного оружия. Я буду драться с ним, пока у меня есть кулаки. Если придется, я буду кусаться и царапаться, чтобы выжить.

Красный колпак бежит на меня, лязгая острыми зубами.

Киаран становится между нами. Красный колпак резко останавливается и с удивлением смотрит на него. Словно… словно узнает Киарана. Никто из них не произносит ни слова. Киаран наклоняет голову в своей нечеловеческой манере.

Я даже не различаю его движения. Секунда, ничего не происходит. Еще одна, и он держит в руке кровоточащее сердце красного колпака.

Я ахаю, с ужасом глядя на то, как красный колпак, захлебываясь ужасным звуком, падает на колени. Кровь густым потоком льется по запястью Киарана, пятнает его белую рубашку. Он продолжает держать кровоточащее сердце.

Продолжает держать сердце…

Воспоминание ударяет меня прежде, чем я успеваю подавить его. Кровь пропитывает матушкино платье. Блестящая и темная на бледной коже… Ее глаза в обрамлении густых ресниц широко распахнуты, они остекленевшие и мертвые изнутри.

Я молча смотрю, как Киаран поднимает ногу, ставит ее в центр массивной груди красного колпака и сталкивает фейри с обломков моста. И выбрасывает его сердце.

Алый идет тебе больше всего, — смеясь, говорит голос из моих воспоминаний.

«Нет!»

Я отбрасываю это воспоминание. Внутри меня остается гнев, безжалостный и разрушительный. Я ненавижу фейри. Я ненавижу их за то, что они забрали у меня, за то, кем я стала. За ту ночь, в которую я была настолько разбита, что даже не могла оплакать ту, которую любила.

Я стискиваю зубы и направляюсь к Киарану. Он смотрит, как я приближаюсь, его глаза светятся неестественным светом, и это только все ухудшает. Он один из них. Он никогда не поймет, что сделал сейчас со мной.

— Кэм…

Я бью его в лицо так сильно, что у меня лопается кожа. От удара костяшки пальцев начинают кровить, а он даже не пошатнулся.

— Довольно, — говорит Киаран.

Я бью его снова. И снова. Удары не оказывают на него никакого видимого действия. Но я буду продолжать, пока не оставлю отметину, пока что-то не сломается.

Он хватает меня за плечи. Пальцы впиваются в кожу с такой силой, что останутся синяки.

— Довольно! — Его глаза изучают мое лицо, словно он может разглядеть сломанную часть меня. — Кэм? Ты со мной? — Он говорит это очень мягко, с намеком на человечность, которой я никогда не слышала от него раньше.

Из-за этого мне хочется ударить его снова. Я не могу позволить ему так со мной поступить. Я пытаюсь снова взять себя в руки и справиться с воспоминаниями, похоронить их глубоко внутри, где им самое место.

— Он знал тебя, — хриплю я.

Я не хочу объяснять Киарану, что сейчас произошло или что я пришла в ужас от его поступка, потому что это напомнило мне, что он один из них.

— Этот красный колпак знал тебя, и ты солгал мне.

Выражение почти-сочувствия исчезло, и он снова превратился в равнодушного Киарана. Его хватка становится такой сильной, что я вскрикиваю от боли.

— A bhur aidh tha thu ann.

— Я не говорю на твоем чертовом языке.

— Я сказал, что ты идиотка. Ты понимаешь, что наделала?

Я дышу быстро и тяжело.

— Ударила тебя. — Я вскидываю подбородок. — Убила красного колпака. Это то, чему ты учил меня.

«Я спасла себя».

— Это, — он кивает в сторону моста, — не то, чему я тебя учил. Откуда, черт возьми, ты достала взрывчатку?

— Я сделала ее, — отвечаю я сквозь стиснутые зубы. — Ты всегда говорил мне делать все, что необходимо для убийства фейри, я так и поступила.

То, чему он учил меня, было единственным, что имеет значение. Выследить, искалечить, убить и выжить. Если бы у меня уже не было инстинктивного желания убивать, Киаран научил бы и ему. Его ненависть к ним — отражение моей собственной.

— Отпусти меня, — говорю я, не дождавшись ответа.

Он не отпускает меня, вместо этого притягивает ближе. Я в полной мере чувствую на себе эффект от его горящего взгляда и вздрагиваю.

— Ты убивала их, не так ли?

Он говорит тихо. Эмоции усиливают его мелодичный акцент, и это настолько меня удивляет, что я не нахожусь с ответом. Он встряхивает меня.

— Одна. Без меня. Когда я категорически запретил.

Я никогда раньше не видела его настолько не контролирующим себя. Какие бы эмоции он ни испытывал, он всегда их сдерживал, скрывал.