Книга Декабристы. Беспредел по-русски - Алексей Щербаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свой пост он использовал на полную катушку: стал привлекать офицеров и пытаться перетянуть на свою сторону солдат. Для армейского командира это не слишком трудно, у него много возможностей: послабления по службе, награды и все такое прочее. Как отмечалось потом на следствии, дисциплина в его части была та еще, зато все нарушения господин подполковник прикрывал.
Но это – тактика. А что же со стратегией? Первоначально план был все тот же, старый: начать с Питера, дождаться междуцарствия, а потом столичные ломанут – и заставят наследника престола отречься. Впрочем, довольно быстро Пестель и Юшневский решили: ждать междуцарствия слишком долго, стоит попробовать и так. А армия должна будет только поддержать переворот.
«Братьям» и сочувствующим дальнейшая судьба царского дома виделась следующим образом: всех членов царской фамилии посадят на корабли и отправят в «дальние края». Но лидеры знали, что далеко они не уплывут: по дороге с ними что-нибудь случится. Дело в том, что личной ответственности за цареубийство никто из декабристов брать на себя не хотел: они понимали, что для России это будет крутенько. Прежде был Лунин – да он уже в этих играх не участвовал. Так что создавать отряд «камикадзе», о котором ранее мечтал Пестель, было не из кого. Другое дело, если корабль утонет… Никто ни в чем не виноват.
Впоследствии Пестель решил не ждать милостей от петербуржцев. На пару с Юшневским он разработал гораздо более конкретный план, имеющий, кстати, больше шансов на успех. Дело в том, что в 1826 году планировалась поездка императора на юг с заездом в южную армию. Вот тогда-то и предполагалось арестовать царя и заставить его отречься. Потом одна часть повстанцев должна была захватить Киев, другая – двинуть на Москву и попытаться заставить Сенат принять нужные решения. Примечательно, что при таком раскладе государь был бы по определению обречен: от Украины до Москвы войскам как минимум две недели пути. Так долго держать ситуацию в подвешенном состоянии было бы просто опасно. Такова логика переворота: чем больше хаоса, тем легче дело выгорает.
А зачем декабристам Киев, который тогда был просто губернским городом? Южное общество отличалось еще одним: резкой сменой отношения к национальному вопросу. Как вы помните, ранние декабристы были по своим взглядам националисты, если не сказать шовинисты. Ведь первый раз о цареубийстве заговорили, когда возник «польский вопрос». А теперь позиция Южного общества меняется на противоположную. Они завязывают тесные контакты с польскими националистами.
Тут стоит обратить внимание на одну вещь. В советские времена у значительной части советской творческой интеллигенции была совершенно непонятно откуда взявшаяся трогательная любовь к полякам. При полном отсутствии ответных чувств. Поэтому про «польских патриотов», таких как Тадеуш Костюшко, написано много – и все в превосходной степени. При этом как-то старались не замечать, что – с точки зрения польских националистов – к их стране должны были отойти вся нынешняя Белоруссия и половина Украины. Спросите украинцев или белорусов – как они к такому относятся? Много интересного услышите…
Для тогдашней России подобный расклад был просто немыслим. Но революционерам типа Пестеля с кем бы ни сотрудничать – все сойдет. Мало того, большинство польских заговорщиков отнюдь не горели желанием освобождать крестьян. Они-то мечтали о «доброй старой Польше», когда дворяне делали, что хотели, и ни перед кем не отчитывались.
Переговоры проходили забавно: каждая из сторон изо всех сил надувала щеки. Декабристы отчаянно преувеличивали свои возможности. По их словам, у них было уже все схвачено. Поляки рассказывали, что англичане щедро снабжают их деньгами и оружием. Так было – но позже. Да и то англичане больше обещали, чем реально что-то давали.
Но, как бы то ни было, декабристы и поляки морочили друг другу головы. Хотя, по сути, они стоили друг друга. Когда в 1831 году в Варшаве началось восстание, оно проходило так же бездарно, как и мятеж на Сенатской площади. Интересно, что первым в сношения с поляками вошел Бестужев-Рюмин, об умственных способностях которого уже упоминалось.
Восстание в Польше должно было начаться одновременно с выступлением Южного общества; Пестель выдвинул требование: «с цесаревичем (имеется в виду Константин Александрович. – А. Щ.) поступят так же, как и с остальными членами императорской фамилии». До чего в результате договорились высокие стороны, так до конца и неясно.
К 1823 году Пестель начинает испытывать нечто вроде депрессии: несмотря на суету, работа идет ни шатко ни валко. Из громадья планов удавалось что-то сделать процентов на десять – в лучшем случае. Пестель стал подумывать о различных альтернативных вариантах дальнейшего устройства жизни. Были у него мысли и о самоубийстве, и об уходе в монахи. Но более его привлекал такой вариант: пойти «куда следует» – и сдать всех. И отнюдь не от раскаяния. Совсем наоборот. По его мысли, это вызвало бы мощный общественный резонанс. Так сказать, будут новые победы, будут новые бойцы. Именно с тех пор Пестель стал говорить, что если попадется, то сдаст всех: чем больше арестуют и повесят – тем лучше. И он на самом деле сдал всех, не забывая, правда, себя, любимого, «отмазывать» изо всех сил.
Но эти настроения все-таки были мимолетными. Пестель стал наведываться в Петербург, и то, что он там увидел, весьма его порадовало. Пришли новые люди – совсем иного закала, готовые если не на все, то на очень многое…
Опасные люди
Но дружбы нет и той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами – себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно…
А. С. Пушкин
Когда в 1823 году после долгого перерыва Пестель приехал в Санкт-Петербург, дела в Северном обществе обстояли не ахти как хорошо. А если точнее – никак не обстояли. Директорами считались Никита Муравьев, Сергей Трубецкой и князь Евгений Оболенский. Первый писал и переписывал свою «Конституцию» и, кажется, больше этой работы ему ничего и не было нужно. К этому времени Муравьев уже сообразил, что юношеское увлечение радикальными идеями – это не повод портить себе жизнь и очертя голову лезть неизвестно во что. Сергей Трубецкой был вообще типом загадочным: он постоянно мутил воду, но в случае опасности всегда благоразумно оказывался в отъезде. Оболенский (хотя и более деятельный товарищ) переломить ситуацию тоже был не в состоянии. В общем, на севере идея догорала и начинала чадить. И тут на тусклом северном горизонте нарисовался Кондратий Рылеев – человек, сыгравший в истории декабристов, пожалуй, самую неприглядную роль.
Знакомьтесь: Рылеев Кондратий Федорович, 1795 года рождения. В отличие от большинства лидеров движения он был из дворян, балансирующих на грани между «средними» и «мелкими» помещиками. Чтобы было понятно, вспомним Гоголя. Средний помещик – это, к примеру, Манилов. Мелкий – Коробочка.
