Книга Следы на мне - Евгений Гришковец

Я уже не хочу жить в таком доме. И уже в таком доме жить не буду. Хватит! Но когда я вижу, как заселяется новый дом, когда вижу подъезжающие к такому дому грузовики с мебелью и скарбом, когда вижу самих этих людей, которые радостно затаскивают своё имущество внутрь нового жилья… Я остро в такой момент вспоминаю свою радость, вспоминаю счастливые глаза моей жены Лены…

Я не завидую новосёлам, я много переезжал в жизни, у меня было много новоселий и, я надеюсь, ещё будут новоселья впереди. Но такого, каким было первое, уже не будет. Более счастливого уже не случиться. Это остро чувствую я, когда вижу молодых новосёлов. Что-то радостное и в то же время печальное и острое обжигает сердце осознанием безвозвратности. Обжигает и отпускает. Отпускает и помогает жить дальше.

А моему соседу Герману я очень признателен за то, что я навсегда ощутил и теперь живу с ощущением и твёрдым знанием того, что там, за этими стандартными окнами, за рядами этих одинаковых рам, всегда есть неведомый объём и чья-то жизнь… Жизнь неведомая… счастливая или не очень, или совсем не счастливая.

Ну живёт же за таким вот типовым окном Гера, со всем земным шаром, который застрял в его памяти у него в голове, и никак из этой головы и памяти не вылетит. Как сам Гера из моей…

Дарвин

Как же я всё-таки выбрал то образование, которое, в итоге, получил, и другого у меня нет? Я помню процесс выбора и помню все возможные варианты. Весело об этом вспоминать. Очень весело.

Бабушка с дедушкой, по отцу, были у меня биологами. А если точнее, ихтиологами. Когда-то давно, сразу после войны, они закончили томский университет, биолого-почвенный факультет. Специализировались они в области ихтиологии. Ихтиологи, кто не знает, изучают рыб. Научной карьеры они не сделали. Дед был сильно изранен во время войны. К началу той самой войны он закончил три курса университета. Как только война началась, он ушёл на фронт. Воевал два года, был весь искалечен, долго лежал по госпиталям, вернулся в конце войны в свой Томский университет, там на своём новом курсе встретил бабушку, вместе с ней университет закончил и прожил с ней всю жизнь. Сразу по окончании учёбы у них была научная деятельность.

Я помню их рассказы про Каспий, про научно-исследовательское судно. Про изучение рыб, приключения, про то, что у них тогда чёрной икры было больше, чем хлеба, и этой икры они наелись на всю жизнь. Потом родился отец. А потом они всю жизнь проработали в школе. В обычной средней школе. Точнее, в нескольких школах. Дед даже был директором школы, какое-то время. Рано вышел на пенсию. Военные раны и контузии трудно соседствовали в нём с его взрывным характером и работой в школе. А бабушка проучительствовала очень долго.

Меня бабушка часто приводила в школу, когда мне было четыре-пять лет. Я помню кабинет биологии и его закулисье. Там было много скелетов разных мелких животных, анатомические схемы человека, разные лягушки и змеи в банках со спиртом и прочее. Помню школьную теплицу, которая содержалась в идеальном порядке. Помню клумбу и цветы перед входом в школу. Бабушка любила заниматься цветами и много лет подряд занимала первое место по городу в конкурсе школьных клумб.

Сызмальства мне давали листать большие тома «Жизнь животных», где было много картинок и фотографий. Больше всего мне нравился том с насекомыми.

Как сейчас помню, притащу я найденного во дворе и быстро замученного детской заботой полудохлого жука, червяка или бабочку домой, и все умильно охают:

— Вот! Наша порода! В нас пойдет! — гордо говорил дед. — Будешь биологом? Будешь жучков изучать?

Я, наверное, кивал или давал утвердительный ответ.

— Да! Будешь ты у нас энтомологом! — громко заявлял дед всем. — А орнитологом не надо становиться. Я птиц терпеть не могу.

Я часто удивлял родительских знакомых тем, что в неполные три года не мог отчётливо сказать слова «грузовик» или «кораблик», но слова «энтомолог» или «орнитолог» говорил чётко.

Отец веселил друзей:

— Женя, кем ты у нас будешь? — спрашивал он меня трёхлетнего.

— Энтомологом! — громко орал я, и все смеялись.

— А кем не будешь?

— Орнитологом! — я радостно вопил.

Это был маленький семейный аттракцион.

Так что, одно направление выбора будущей моей профессии и жизни было намечено рано.

Много наших родственников были медиками. Врачами. Тоже хороший вариант и пример для подражания.

— Становись, племянник, доктором! Все будут уважать! Сестрички в беленьких халатах. Чаёк принесут, душу согреют, — говорил мне мой любимый дядя Игорь.

Дядя Игорь был известным в городе хирургом онкологом. Ещё он преподавал в медицинском институте. Он всегда шутил, мог больше других выпить, и у него был такой голос, от которого становилось спокойно-спокойно и хорошо.

Мама, когда я ещё не учился в школе, работала после окончания института инженером на заводе. А отец писал диссертацию, а потом её защищал. Но я помню родителей ещё студентами. Это смутные воспоминания и, в основном, ночные. Помню, если просыпался ночью, я видел, как мама что-то чертит, а отец чего-то пишет.

Мама очень много чертила. Чертежи были такие красивые, а её готовальня со всеми этими циркулями, рейсфедерами и прочими блестящими штуками была такая притягательная, что меня так и тянуло ко всему этому. Конечно, меня отлавливали и не пускали к чертежам. Но пару я точно всё же испортил и какие-то циркули сломал или потерял.

— Его явно тянет к точным наукам, — очень серьёзно говорила мама отцу.

В школе сразу стало ясно, что меня к точным наукам не тянет. Я учился очень и очень средне. Радовал родителей хорошими оценками редко, а главное, не чувствовал азарта эти оценки получать.

Мама говорила мне, что если я продолжу так учиться, то стану дворником. Иногда мне обещали, что я стану грузчиком. Это случалось, когда мы шли, к примеру, мимо овощного магазина, а рядом с этим магазином таскал ящики какой-нибудь скрюченный и несчастный мужичок в синем грязном халате.

— Вот, — говорила мама серьёзно, — будешь учиться, как учишься, будешь так же работать грузчиком, — мама при этом указывала мне на самого грузчика.

Выражение же лица отца, во время маминых слов, было таким, что я догадывался, что он сомневается в том, что мама говорит правду.

Короче, профессии дворника и грузчика, как перспективные, мною никогда не рассматривались.

Когда я учился в более старших классах, родители уже преподавали в высшей школе. Мама преподавала теплотехнику и термодинамику. А отец работал в университете заведующим кафедрой на экономическом факультете.

Но алгебра, геометрия и физика были самыми темными для меня предметами. Родители даже и не намекали и сами понимали, что по их стопам я пойти не смогу.

Да, а какие возможности для получения высшего образования, вообще, имелись в городе? Высшее военное училище связи не рассматривалось, как таковое. Боюсь, что карьера военного, для моей мамы была страшнее карьеры дворника. Политехнический институт, который, кстати говоря, закончили мои родители, тоже не рассматривался, по простой причине моей полнейшей тупости в области точных наук, которые там, собственно, и изучались. Технологический институт пищевой промышленности не рассматривался исключительно по тем же причинам.