Книга Девушка с обложки - Ольга Малинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
«Ли... Ле или Серафим? Точно! Ле-сим! Я назову своего героя Ле-сим», – осенило вдруг Дашу. В это время она готовила себе обед: рисовые оладьи с мандариновым вареньем. Ужасный своим безвкусием и нелепостью обед вдохновил Дашу, и так, почти весь выходной день, она придумывала начало своего рассказа.
И все-таки было как-то одиноко. Даже Костя исчез куда-то, а ее ведь так мучило любопытство... Ведь так важно было знать, о чем хотел Сережа поговорить с ее братом. И она так боялась надеяться, слишком хрупкая эта надежда. Сережа мог спросить о чем угодно. И Даша, снова и снова думая о нем, запрещала себе надеяться.
ДНЕВНИК
«Какая чудесная математика! „Знаки Оракула“ сработали так быстро, я даже не ожидала. Если все неслучайно, как говорил сегодня Костик, то значит, я могу предсказывать сама себе. И, наверное, каждый может...»
«Безобразнейшие цветы! – сокрушалась Марина Васильевна. – Разве в марте не бывает других цветов?»
Марина Васильевна в день 8 Марта позволяла себе бесконечные капризы, и поэтому никакая мелочь жизни не уходила из-под ее наблюдения. Утром она закрутила волосы и накрасила ресницы, и из кухни уже веяло какими-то расчудесными бутербродами. Константин и Петр Александрович уехали добывать трофеи к празднику. И когда они вернулись, видимо, довольные своим походом, то Марина Васильевна, взглянув на подаренный ей огромный весенний букет, в котором, кстати, перемежались мимозы, воодушевленно сказала: «Это лучшие цветы на всем белом свете! Надо же! Мимозы!»
Несмотря на столь праздничную и суетную атмосферу, которая, впрочем, всегда окружала Дашу, настоящего и чудесного было мало. Даже мама фальшивила: то ей цветы нравились, то не нравились.
Даша почти добралась до середины своего рассказа. Она так безнадежно была влюблена в своего героя. Но как только начинала об этом думать, то ее сразу охватывало желание все рассказать... Но герой не должен знать о том, что он герой.
– О чем опять размечталась? – спросил Константин, тихо пробравшись в ее комнату.
– Точно! Размечтинки! – ни с того ни с сего воскликнула Даша. Брат, уже привыкший к странностям сестры, рассмеялся и не стал спрашивать, что она имела в виду под словом «размечтинки».
– Серега вчера, – начал Константин, и Даша, услышав заветное имя, отбросила свои дела и перевела внимание на брата, – подкинул мне идею. Тебе интересно?
– Да, конечно, – загорелась она.
– Ты еще помнишь Стаса? Даша ответила, что, безусловно, помнит длинноволосого черта с красивыми ярко-голубыми глазами. Ведь они все вместе встречали Новый год. В ее памяти с неприятным скрежетом, словно занавес, опустилась картина: Стас с вывихнутой рукой и Сережа с разбитой губой в канун Нового Года... А Даша ведь до сих пор не знала, почему они тогда подрались и как им потом удалось снова помириться.
– Он теперь играет со своей группой, – продолжал Константин рассказывать о своем друге. – Ты знаешь этих ребят...
– Да, не было дня, чтобы эти циркачи вдруг не пришли к Стасу. Они еще не поселились у него? – иронично отозвалась Даша, когда услышала о сумасшедших друзьях своего брата.
– Почему ты называешь их циркачами? – улыбнулся он.
– Нет-нет, правда, – Даша сама рассмеялась, – они похожи на актеров бродячего цирка. Ладно, говори дальше.
– Вчера мы с Серегой пошли в один клуб. Серега хочет там подработать.
– Настенная живопись, – уточнила Даша. – Не понимаю, причем здесь Стас?
– Короче, Стас просил меня, – Константин вдруг умолк, будто засмущался. – А ладно, забудь!
– Почему?! Костик, говори, раз начал, – приказала она брату.
– Стас со своей командой будет сегодня вечером выступать в этом клубе... Ты слышала его песню «Хрусталь»?
– Да, помню, там еще так колокольчик звенит, – напевая мотив, закружилась она по комнате.
– Вот-вот, именно так, Стас просил тебя станцевать какой-нибудь свой танец, когда он будет петь эту песню.
– Танцевать? – резко остановилась Даша и тут же подошла к окну. Константин подумал, что ему, вообще, не стоило заводить разговор о танцах. После петербургской поездки такие разговоры строго воспрещались.
– Не знаю, – задумчиво сказала она. – Там будет много людей?
– Как в обычном клубе... Даша, послушай, забудь, что я сказал. Наверное, Питер еще в тебе не остыл, а я тут лезу со всякими предложениями, – пытался Константин извиниться.
– Но постой, – задержала она его в дверях, – это ведь всего лишь один танец. Так?
– Так.
– Хрусталь... ты носишь в сердце хрусталь... – начала она петь, вскинув руки. – Передай Стасу, что я согласна.
Константин удивленно качнул головой и вышел из комнаты. А она продолжала выдумывать танец, напевая строки из песни.
Она обожала весь мир и даже этого длинноволосого Стаса, чья песня звучала в ней, как испорченная пластинка. Ей, как прежде, казалось, что один вечер может прояснить все, или почти все. И поэтому Даша уже предвкушала неподдельную радость...
* * *
Кафе-бар «Восток» располагался на границе двух районов, и здесь, словно на перепутье, встречались те, кто искал приюта. Не секрет, что Дашу занесло в эти края благодаря Константину. Сам брат считал «Восток» своим «бомбоубежищем», поэтому, работая в нем организатором всяких культурных программ, он мог пропадать из нормальной жизни на целые недели.
Они пришли без опоздания, к самому началу репетиции. Музыканты настраивали свои инструменты, аппаратуру, курили и тушили сигареты о сцену, бросая окурки в банку из-под кофе. Над небольшим залом уже летало неприкаянное облако дыма, предвещавшее...
– Рок-н-ролл, киска! Сегодня для тебя. С праздником! – сказал Стас, увидев, как ее взгляд облетел все углы и стены. Даша обняла его в знак приветствия.
– Спасибо, Стас. Мне Костик сказал...
– Да, да. Может, прямо сейчас, ты готова? – наиграл он первые аккорды. – Ребята, давайте «Хрусталь»!
Даша сняла с плеч рюкзак, сняла тонкую кофточку. Белоснежный топ и длинная юбка темно-синего цвета с мелкими белыми контурами и линиями – Даша не изменяла себе, танцуя только в длинном. А Стас пел:
Время окна плавит,
И расстояние-даль
Ничего не оставит,
Только
Хрусталь... ты носишь в сердце
Хрусталь...
В нагрудном кармане звенит
Наша с тобой печаль...
Сережа сидел на полу, прислонившись к стенке. Он как раз закончил свою работу, поэтому на нем были старые, измазанные в краске джинсы и ничем не уступавшая по своей изрисованности майка. Сергей хотел, чтобы его не заметили. В самом деле, увлеченные музыкой даже не увидели, что сбоку, из затемненного угла, на них смотрел художник. Он думал о том, что Даша не та, что он не тот и, наконец, то, что он никогда не сможет ее нарисовать... И Стас прав в своей песне: к звону хрусталя можно лишь прислушиваться, а нарисовать этот звон вряд ли возможно...
