Книга Месть и закон - Михаил Нестеров

Яцкевич – бывший офицер-десантник, впоследствии проходил службу в ОМОНе, рекомендацию ему дал Норик Оганесян. В приватной беседе с полковником выяснилось, что Яцкевич был единственным офицером в подразделении, относившимся к кавказцу с уважением.

Работа Олега Шустова Рожнову не понравилась.

Бывший майор исписал всего один лист: не в меру крупным почерком, с двух сторон, остальные три листа были абсолютно чистыми. Олег оказался единственным, кто пренебрег возможностью вначале изложить свои мысли на черновике. Этот факт говорил о многом, например, о взвешенности Шустова.

А не понравилось Рожнову то, что Олег излагал мысли длинно, казалось, уходя от собственных вопросов. Изворотливость? – подумалось полковнику.

Может быть. Он ухмыльнулся, помянув горячность Яцкевича: вот и определи, положительное это качество или отрицательное?

Рожнов, как и предвидел, узнал многое о бойцах спецгруппы. При всем желании он не узнал бы больше даже в доверительной беседе с глазу на глаз. Да, откровенный разговор вряд ли бы дал лучший результат.

И еще одна деталь, которая не могла не порадовать полковника: никто из бойцов и словом не упомянул о своей предыдущей службе и заслугах. Хотя тот же Яцкевич, чья кровь была ненамного холоднее, чем у Оганесяна, мог написать, что во время боевой операции в составе спецназа особо отличился и был представлен к правительственной награде. А Тимофей Костерин мог похвастаться пятью годами заключения в колонии усиленного режима, куда попал после пяти лет службы в ВДВ.

Однако они не хвалились, а довольно четко выполнили распоряжение начальника, отметив свои качества. А это и было главным в замысле Рожнова.

Как бы то ни было, Рожнов ответами подчиненных остался доволен. Полковник наметил двух человек, которым в скором будущем намеревался сделать не совсем обычное предложение. Ему показалось, что оба не откажутся.

* * *

Бойцы возвращались из Москвы в Юрьев на машине Яцкевича, «девятке» с тонированными стеклами и мятым передним крылом. Пока по просьбе полковника и с согласия Шустова на первых порах все остановились в трехкомнатной квартире командира.

За исключением Шустова и Белоногова, остальные были коренными москвичами.

– Я предлагаю снять напряжение, – высказался Яцкевич. – Даже когда учился в десятом классе, нам не задавали таких упражнений. Олег, – обратился Андрей к Шустову, сидящему на переднем кресле, – Рожнов не педагог, случайно?

– Он Учитель, – протянув букву "у", констатировал Костерин, зажатый с двух сторон Оганесяном и Белоноговым.

Костерин имел внешность, соответствующую довольно меткому и распространенному выражению «разбойничье обаяние». По возрасту он был старшим в группе, ему исполнилось тридцать шесть. До последнего времени он работал охранником в частной фирме. Предложение «поработать на правительство» для Костерина ничего не значило, его заинтересовали только деньги, которые пообещал юрист Рожнов.

Яцкевич бросил взгляд в панорамное зеркало, поймав на миг выражение лица Костерина.

– Тима, тебе не боязно сидеть в тесном контакте с гетеросексуалом? – поинтересовался он.

– Нет, – ответил Костерин. – Если учесть, что Серега ведет себя довольно пассивно.

– Тогда поменяйся местами с Оганесяном, – подал совет Яцек.

– Мне кажется, – буркнул Шустов, – мы скоро договоримся до чего-нибудь интересного.

– Вот почему я и предлагаю куда-нибудь заскочить, – повторился Яцкевич. – В Юрьеве есть более-менее приличная забегаловка?

Сергей Белоногов, улыбаясь беззлобным шуткам, которые отпускал в его адрес Яцкевич, смотрел в окно.

– Сейчас направо, – подсказал Шустов, когда Яцкевич подъехал к перекрестку.

– Знаю, – Яцек резко вывернул руль, перестраиваясь в правый ряд за пять метров до светофора.

Оганесян покачал головой:

– Удивляюсь, как ты ездишь по Москве?

– Мне все равно, где ездить: по улицам Москвы или Пестравки. – Трогая с места и поглядывая в панорамное зеркало, Яцкевич попросил: – Тимоха, убери голову, я ни черта не вижу. Можешь положить ее на плечо Бельчонка.

Шустов не выдержал и рассмеялся.

Белоногов удивился, он редко видел Олега даже улыбающимся.

12

Ширяева проснулась рано. Балкон был открыт, и ей показалось, что утро промозглое. Она подернула плечами, потянулась рукой к будильнику, поворачивая его к себе: половина пятого. Еще пять минут, решила она, тщетно пытаясь согреться.

Ее качнуло в сторону, когда она встала и с полузакрытыми глазами вынула из прикроватной тумбочки одеяло.

Пять минут затянулись надолго, женщина проснулась окончательно только к девяти часам. Включив радио на кухне, она прошла в ванную, оставив дверь открытой. Из зеркала на нее смотрело опухшее лицо, обрамленное всклокоченными после сна волосами.

Валентина достала с полки краску для волос и приготовила краситель в чайной чашке. Начиная с затылка, она равномерно нанесла краску и несколько раз прошлась по волосам расческой.

Пока волосы прокрашивались, она вскипятила чайник и заварила крепкий кофе. Недопитую бутылку коньяка убрала в холодильник. Вопреки привычному, приготовила завтрак и через силу поела.

Приняв ванну, она уже с удовлетворением осмотрела себя в зеркале. Волосы хорошо прокрасились, скрывая не только седину, они приобрели светло-каштановый оттенок.

Женщина набрала номер телефона старшего следователя городской прокуратуры по особо важным делам. Трубку никто не брал. Стоя на балконе, Валентина выкурила первую сигарету. Голова слегка закружилась. Невольно вспомнился вчерашний день, гость, отнесшийся к ней с вниманием, и разговор, который она помнила от начала до конца. Чувствуя неловкость, женщина нахмурилась: черт ее дернул за язык рассказать всю подноготную своей семьи.

Словно реабилитируясь перед Сергеем, Валентина прибралась на кухне, вымыла пол, периодически пытаясь соединиться с Маргеловым.

Наконец в половине двенадцатого следователь снял трубку. Он не очень обрадовался звонку бывшей коллеги, но от встречи не отказался, назначив ее на 14.30 у себя в кабинете.

Поблагодарив Маргелова, Валентина подумала, что успеет забежать в парикмахерскую и на вещевой рынок.

13

Ширяевой пришлось немного подождать в коридоре прокуратуры, пока Маргелов вел допрос. Все было знакомо в этом здании, где она начинала работу в качестве следователя. Стены были обшиты древесными плитами со светлой полировкой, лампы дневного освещения без плафонов, которые, наверное, так и лежат в подсобке на первом этаже. Правда, линолеум другой: вместо темно-коричневого с аляповатым рисунком сейчас под ногами Валентины лежал современный, под паркет. И двери кабинетов не претерпели изменений – очень высокие, обитые темным кожзаменителем.