Книга Мамина дочка - Елена Булганова

— Правда, — глухо проговорил Марк.

— А теперь пойдем ко мне пить чай. Мама уже на работе, — позвала я.

И мы пошли ко мне домой, оба измученные, измочаленные. Правда, чаепития у нас особого не получилось, потому что от волнения я не сумела отыскать в доме заварку. Впрочем, если мы и нуждались в чем-то, то совсем не в чае. Мы оба чувствовали себя потерянными детьми и старались все время видеть друг друга, даже по квартире перемещались, держась за руки.

В тот день мы с Марком стали близки. Наверное, для нас это была единственная возможность как-то преодолеть ту тяжесть, которая навалилась на наши плечи. Впрочем, я могу говорить только о себе. Мне ужасно хотелось тогда, чтобы Марк стал прежним, уверенным в себе, ироничным. Думаю, частично мне это удалось.

Когда появилась опасность, что вот-вот вернется мама, мы снова вышли на улицу и бродили по морозу еще пару часов. Говорили о нашем будущем, строили планы, смеялись. Жизнь снова казалась мне прекрасной. Потом Марк сказал мне виноватым голосом, что ему пора бежать. Я понимала — куда, и не задавала ненужных вопросов. Марк рвался проводить меня до дому, но тут я была тверда как камень, — совсем не нужно, чтобы нас увидела моя мама. Вдруг ее снова пораньше отпустили с работы? Я больше не хотела ни с кем ссориться. Про себя я решила, что к нашему союзу с Марком мы должны идти достойно и несуетливо. Только в таком случае все вокруг перестанут считать меня ребенком.

И все-таки Марк проводил меня до начала улицы. Впервые мы с ним поцеловались в губы на виду у поздних прохожих. Впрочем, наш поспешный поцелуй выглядел совсем как поцелуй двух давнишних супругов и никто не стал на нас таращиться. И все-таки до подъезда я неслась, боясь оглянуться.

У подъезда я закинула голову и поглядела на наши окна. Мама уже была дома. И, судя по тому, что свет горел в гостиной, даже успела поужинать. Значит, дома она уже около часа. Сердце у меня тревожно заныло. А вдруг я недостаточно хорошо прибралась в квартире и мама догадалась, что Марк был у нас дома и что между нами произошло? Вот кошмар получится! Я стала торопливо припоминать, в каком виде оставила свою комнату.

С тяжелым сердцем вошла в подъезд. Лифт работал, но блуждал где-то наверху. Я вдавила кнопку пальцем и принялась тревожно обтирать боком стенку.

Потом дверь лифта распахнулась, и оттуда на площадку ступила женщина. Я попятилась от неожиданности: это была мать Марка. Конечно, я сразу ее узнала, ведь я так долго всматривалась в ее лицо на старых фотографиях. Она немного изменилась, кажется, похудела, лицо сделалось еще более прозрачным. И кажется, она стала еще красивей. Женщина замерла, заметив меня на площадке. Видно, угадала, кто я такая. Поглядела на меня странно, будто виновато, бледные губы ее дрогнули, пытаясь произнести какое-то слово. Но я была слишком смущена и растеряна, чтобы вступать с ней в беседу. Я поступила как последняя трусиха: бросилась бежать вверх по лестнице. И бежала так до самой нашей квартиры.

Мама не вышла встречать меня в прихожую, и это, без сомнения, был очень плохой знак. Я быстренько скинула одежду и обувь, не нашла впопыхах тапочки и босиком побежала в гостиную. Уж лучше скандал, чем его ожидание.

Мама сидела на диване, закутав колени пледом. Как будто заболела или просто замерзла. На гостевом столике все еще стояли поднос с двумя чашками, вазочка с конфетами, заварочный чайник с посаженным на него тряпичном котом. Мама подняла на меня глаза, взгляд ее показался мне каким-то испуганным. Это было неожиданно.

— Что случилось, мамочка? — спросила я. — Эта женщина, мама Марка, зачем она приходила?

— Так ты ее встретила, — медленно проговорила мама. — Вы разве знакомы?

— Нет, но я видела ее на фотографиях, в тот раз, когда была в гостях…

— Почему ты не сказала мне, что встречаешься с сыном доктора Левитина? — странным, словно замороженным голосом спросила мама.

— Не знаю, — растерялась я. — А какая разница?

— Нужно было сказать…

— Да что случилось? — окончательно перепугалась я. — Вы что, поругались с ней? Что она тебе сказала? И как вообще она нас нашла?

— Сегодня я договорилась насчет новой школы, — словно не слыша моих вопросов, ровным голосом заговорила мама. — Завтра с утра придет машина, ты возьмешь свои документы, дневник, тетрадки — и мы с тобой вместе поедем в Питер. Учебники не бери, пока даже неизвестно, какое у тебя там будет расписание…

— Мама, почему ты мне не отвечаешь?! — закричала я. — Да мне наплевать на новую школу! И вообще на любую школу! Зачем приходила мать Марка?

— Я все сказала тебе вчера. О Марке придется забыть, — отчеканила мама.

— А я тебе ответила, что ни за что этого не сделаю! Я никогда его не забуду и никогда не откажусь от Марка! Вы не сможете нас разлучить! Особенно после сегодняшнего дня…

Я с вызовом уставилась на мать. Она поспешно отвела глаза, словно боялась узнать, что именно случилось между нами сегодня. Мы помолчали немного. Потом мама сказала так мягко и ласково, как разговаривала со мной в те дни, когда я болела и валялась в кровати в жару и в слезах:

— Помнишь, солнышко, ты спрашивала, кто твой отец?

— А это тут при чем? — взбеленилась я. — Теперь мне это больше не интересно. Сейчас ты скажешь, что у вас начиналось так же, как у нас с Марком, а потом ты осталась одна со мной на руках. Но ты же ничего не знаешь о том, как все происходит у нас с Марком! Как можно судить?!

— Сима, помолчи! — вскрикнула мать. — Я хочу сказать совсем о другом. Твой отец — Леонид Анатольевич Левитин.

— Что? — едва сумела выговорить я, прежде чем оцепенела и превратилась в камень.

— Тебе нужно было мне сказать, что ты встречаешься с его сыном, — обреченным голосом произнесла мать. — Да и мне стоило раньше ответить на твой вопрос. Тогда бы этого не произошло.

Потом мама встала, подошла ко мне, обхватила за плечи. Я не почувствовала ее прикосновений.

— Не горюй слишком сильно, Сима, — прибавила она. — Все равно у вас ничего бы не получилось. Мужчинам из рода Левитиных обычно нравятся женщины более однозначные, что ли.

Комната поплыла у меня перед глазами. Я потеряла сознание.

* * *

Однажды из той душной пустоты, в которой я прожила почти пять лет, меня вывела необыкновенно ясная и четкая мысль: «С мамой что-то происходит». Я попыталась встряхнуться и приглядеться к матери. Несколько вечеров подряд наблюдала за ней, пока мама печатала на компьютере или занималась хозяйством.

На первый взгляд ничего не изменилось. Мама была все так же красива, тщательно следила за собой и очень много работала. Но что-то было не так. Раньше мама была как бурлящий родник, щедро разбрасывающий свои брызги и струи. Теперь она стала как плотно закупоренный сосуд, зорко охраняющий каждую каплю животворящей влаги. Это было непривычно и очень тревожно.