Книга Так задумано свыше - Джулия Тиммон

— И с совершенно разными взглядами на жизнь? — спрашивает Эдвин, глядя на меня с легким прищуром и едва заметной улыбкой на губах.

— Нет, почему же. На жизнь лучше смотреть примерно одинаково.

Чувствую, что Эдвин собирается задать следующий вопрос, но еще не сформулировал его, или гадает, что я отвечу, или просто собирается с духом.

— У вас так? — спрашивает он.

Прекрасно понимаю, что он имеет в виду, но притворяюсь, что уже думаю о другом, и слегка сдвигаю брови, будто в недоумении.

— Что «так»?

— В вашей с мужем истории все как положено?

Хмыкаю, изображая пренебрежение к несвободе вообще и к бракам в частности.

— Я не замужем.

Эдвин всматривается в меня не то с большим интересом, не то с надеждой.

— Значит, мы оба холостяки, — бормочет он.

— Вы холостяк? — спрашиваю я, стараясь казаться безразличной.

Эдвин кивает.

— Тоже полагаете, что семейная жизнь ловушка? Подобие тюрьмы или рабства? — Это Мэгги, когда у нее в личной жизни не клеится, начинает убеждать себя и всех вокруг, сколь пагубные последствия влекут за собой свадьбы. Вспоминаю ее слова, и нет нужды что-либо выдумывать.

— Подобие тюрьмы или рабства? — Эдвин с усмешкой качает головой. — Нет, я о семьях другого мнения. И был бы не против связать себя брачными узами, только вот…

Он прищелкивает языком, а я снова вся напрягаюсь, поворачиваю голову в сторону дороги, чтобы не выказать своего волнения, и с ложным любопытством смотрю на проезжающий мимо джип. Отнюдь не новый и ничем не примечательный. Немного успокаиваюсь и заставляю себя спокойно поинтересоваться:

— Что «только вот»? Еще не повстречали свою единственную?

— Повстречал, — говорит Эдвин, мрачнея. — Правда, она мелькнула в моей жизни вспышкой на ночном небе. — Горько усмехается. — И исчезла.

6

О ком это он? — дрожит в моем сознании несмелая мысль. Неужели обо мне? Неужели все эти годы он тоже не выбрасывал из головы ту мимолетную встречу?

Рука сама собой поднимается к очкам, но я усмиряю внезапный порыв и не снимаю их, а лишь поправляю.

— Может, она была вовсе не вашей единственной? — умудряюсь произнести я совершенно ровным голосом.

Эдвин вздыхает.

— Я тоже нередко задаю себе этот вопрос, но уверенность в том, что моя женщина именно она, все никак не оставляет меня. Сам не знаю почему. — Он пожимает плечами и безотрадно смеется. — Лучше закроем эту тему. Когда я углубляюсь в нее, чувствую себя дураком.

И я, увлекаясь мечтами о нем, не раз становилась почти ненормальной. Выходит, мы идеальная пара. Меня охватывает волнительная дрожь.

— Почему вы не работаете? — спрашиваю я, тоже чувствуя, что следует заговорить о другом.

— Вам наскучила моя болтовня? — отвечает Эдвин вопросом на вопрос.

— Вовсе нет, — спешу я заверить его. — Даже хорошо, что вы подсели, а то я заскучала бы. — Просто немного странно: ваши товарищи все в делах, а вы прохлаждаетесь. — На площадке в самом деле полным ходом идет работа.

— Я на ногах и решаю разного рода вопросы с шести утра, — говорит Эдвин. — Даже не ездил на перерыв. Имею полное право перевести дух. Кстати… — Он поворачивается и какое-то время смотрит на меня в нерешительности. — Может, после съемок составите мне компанию за ужином?

— Гм… — Меня охватывает странное чувство: с одной стороны, почти неодолимое желание ответить согласием, с другой — под любым предлогом отклонить предложение и побыть наедине со своими впечатлениями и эмоциями. К тому же я вспоминаю, что должна до девяти вернуть Чарли в театр. Смотрю на часы. Без двадцати восемь. Мы проболтали минут тридцать. — Я бы с удовольствием, но… сегодня не могу. Потому что… у Чарли режим.

Эдвин смотрит на меня в изумлении.

— Режим?

Киваю.

— Еще минут двадцать — и мы поедем домой.

Эдвин смотрит на свою команду.

— Думаю, как раз к этому времени они закончат. Но…

— Я должна привезти его домой, накормить, дать ему витамины… — Понимаю, что несу чушь, собираюсь улыбнуться, но опять вовремя вспоминаю: улыбки запрещены. — У меня тоже режим. По будням в десять вечера я уже засыпаю.

Эдвин кивает, похоже не вполне мне веря.

— А завтра? — спрашивает он. — Завтра суббота.

— Гм… — Раздумываю, не повлечет ли за собой совместный ужин обескураживающих последствий, но соблазн провести с Эдвином завтрашний вечер настолько велик, что я, еще не приняв окончательного решения, киваю. — Хорошо.

— Если не хотите нарушать режим, время назначьте сами, — предлагает он. — Я подстроюсь под вас.

— По субботам для меня не существует режимов, — говорю я.

Эдвин смеется.

— Тогда в семь. Идет? Можно в новом ресторане моей гостиницы, там очень уютно.

Если честно, мне все равно, где с ним ужинать. В уютном ресторане или на газоне, сидя по-турецки перед салфеткой с бутербродами.

Киваю.

— Договорились.

Эдвин задерживает на мне пристальный взгляд, будто пытаясь рассмотреть сквозь черные стекла очков мои глаза.

— Знаете… мне все кажется, что мы с вами уже встречались, — произносит он, сдвигая брови. — Такое возможно?

Качаю головой, наверное чересчур торопливо, что явно не ускользает от внимания Эдвина.

— Вряд ли. Мэгги сказала, вы… — я чуть не говорю «из Нью-Йорка», но в последнее мгновение вспоминаю, что на вопрос подруги, местный ли он, Эдвин кратко ответил «нет», — не здешний, — после непродолжительного замешательства договариваю я.

— Правильно, — подтверждает он. — Но, может, вы бывали в Нью-Йорке?

С моих губ слетает бесшумный вздох. Я была в «Большом яблоке» трижды, и каждый раз все мои мысли были лишь о нем. Если бы он только знал!

— Нет, не доводилось, — глядя на Чарли, снова поднимающегося на задние лапки, бесстрастно произношу я.

— Тогда, может…

— Послушайте, я прекрасно запоминаю лица, — немного резковато из-за того, что сейчас мне особенно трудно лгать, прерываю я Эдвина. — Если бы мы встречались и разговаривали хоть раз в жизни, я непременно вспомнила бы вас. Но моя память молчит.

Эдвин, плохо маскируя разочарование, кивает.

— Возможно, я вас с кем-то путаю. Или вы мне кого-то напоминаете… — Он умолкает, как будто чего-то не договорив.

У меня от желания сейчас же сорвать с головы платок, а с рук перчатки зудят пальцы. Нет, надо подождать. Если я устрою подобное представление перед сотрудниками Эдвина, он, чего доброго, обозлится.