Книга Скандал - Анна Годберзен

– О чем ты хотела с нами поговорить, мама? – продолжила Элизабет, грациозно сложив руки на коленях.

Диане вдруг почудилось, будто лицо Элизабет на какое-то мгновение исказилось гримасой боли и страха. Нет, показалось… Когда она взглянула на сестру, ее лицо вновь было спокойным и невозмутимым. Мать молча встала и подошла к камину. В своем плотном, черном, застегнутом наглухо платье она выглядела особенно мрачной и суровой. Волосы ее были собраны в тугой узел и прикрыты вдовьим чепцом. Она задумчиво смотрела в камин, в котором потрескивали только что брошенные поленья. Миссис Холланд хранила напряженное молчание. Было заметно, что ее что-то останавливает. Тетя Эдит жестом велела Клэр, накрывавшей чайный столик, выйти из комнаты. Через несколько секунд миссис Холланд повернулась к дочерям:

– Во-первых, я хотела сказать, что была очень рада увидеть о вас столь приятные отзывы в прессе. Все они в один голос твердят о твоей красоте, Элизабет, и это очень… – миссис Холланд помолчала, дождавшись, пока Клэр исчезнет за дверью, – очень поможет нам в трудные времена.

– Что ты хочешь сказать, мама? – Улыбка Элизабет заметно поблекла.

Миссис Холланд повернулась, чтобы посмотреть на них, и от ее пронзительного ледяного взгляда у девушек по спинам пробежали мурашки.

– Очень важно, чтобы сказанное мной осталось в тайне.

– О, когда-нибудь все обо всем узнают! – дальновидно заметила Диана. Все эти ужимки, недомолвки и театральные намеки казались ей странными, хоть и разжигали любопытство. Интересно, что она должна была хранить в столь жутком секрете?

– Но тайны таких семей, как наша, – особенный случай, – вставила тетя Эдит, взмахнув рукой.

Она сидела в углу, облокотившись на маленький игральный столик из малахита. Диана провела с ней все лето в Саратоге, и за это время тетя часто говорила, как они похожи и внешне, и в желаниях. Замужество тети Эдит было недолгим и мучительным, и издевательства герцога Гильермо де Ганзы, похоже, до сих пор висели над ней мрачной тенью.

Но Диане казалось, что тетя заслужила свою сегодняшнюю свободу, прожив в скуке и унижениях добрый десяток лет.

– Мама, так в чем дело? – нетерпеливо спросила Элизабет, не обращая внимания на сестру, – Что ты имеешь в виду? Когда папа умер, вот тогда было трудное время. А сейчас…

Диана отвела взгляд от сестры, чей мягкий голос был напоен печалью, и вздохнула. Она тосковала по отцу каждый день, каждую минуту, но он наверняка хотел бы, чтобы они перестали оплакивать его и жили дальше, счастливо и беззаботно.

– Сейчас мы с Дианой вернулись домой, – продолжила Элизабет своим обычным, более звонким и выразительным голосом, – и хотели бы жить так, как раньше. Радоваться очередному сезону…

– Именно, – миссис Холланд медленно подошла к креслу со спинкой, похожей на веер, стоявшему возле Элизабет, и положила на него руку. – Смерть вашего отца ударила по семье сильнее, чем мы думали. Но узнали об этом не сразу. С завещанием все оказалось куда сложнее, чем вы полагаете. Мы вынуждены держать минимум прислуги, и, я боюсь, придется отказаться от преподавателя. Элизабет, ты будешь руководить занятиями сестры. Видите ли, девочки… – Она замолчала, вздохнула и коснулась ладонью лба. Диана чуть подалась вперед, глядя на мать расширенными от любопытства и ужаса глазами. Она чувствовала, что сейчас услышит нечто чудовищное, и привстала с подушек, чтобы не упустить ни слова. Сестра держала руки в том же положении и низко склонила голову, так что никто не мог разглядеть ее лица.

– Я сама почти ничего не понимаю, – продолжила их мать громким монотонным голосом, чеканя каждое слово, – хотя Бреннан объяснял мне столько раз! В голове не укладывается. Ваш отец перед смертью оставил немало долгов и очень мало… денег. Конечно, мы все равно Холланды, из рода Холландов – уже одно это что-то да значит!

Она подняла глаза к потолку и издала звук, похожий на сдавленные рыдания.

– Но мы не богаты, – добавила она, наконец, – Нас уже нельзя назвать богатыми людьми…

Элизабет прикрыла рот ладонью. Диана же лишь насмешливо хмыкнула. Она видела, в каком состоянии пребывала мать, и какую реакцию вызвала эта новость у старшей сестры, но все равно не смогла сдержаться и громко хлопнула в ладоши.

– Какая прелесть! Мы бедны, – преувеличенно громко вздохнула она, и три пары встревоженных округлившихся глаз разом уставились на нее.

– Диана, умоляю, – прошипела мать. Она повернулась к младшей дочери с застывшим ужасом на лице.

– Да, да, я знаю, – с готовностью отозвалась девушка. Она все еще не могла поверить, что с ней случилась такая романтичная вещь. Она чувствовала, будто стоит на самом краю громадного обрыва, и, что бы она ни сделала в следующую минуту, ее жизнь будет похожа на полет, на свободное парение. Да. Она чувствовала себя свободной. Больше никаких драгоценностей, никаких доставок от парижской модистки… – Но я собираюсь нести бремя с достоинством. Это будет так весело. Мы похожи на героинь Бальзака, на…

– Диана! – строго перебила миссис Холланд.

– Но теперь мы и вправду можем быть кем угодно! Бродягами или грабителями поездов, уличными торговцами или музыкантами. Можем поехать в Кубу или во Францию, или… – Диана запнулась на полуслове, заметив, что ее сестра что-то беззвучно говорила.

Миссис Холланд одарила Диану мрачным тяжелым взглядом и повернулась к старшей дочери.

– Теперь, Элизабет, ты видишь, почему всё, абсолютно всё теперь зависит от тебя. От тебя и от того, что ты успеешь сделать до конца сезона. Я надеялась… – Миссис Холланд замолчала, потому что в комнату проскользнула Клэр.

– Простите меня, миссис Холланд, – растерянно произнесла она, уставившись в пол, – К вам посетитель. Мистер Тедди Каттинг оставил свою визитку в фойе и желает узнать, дома ли вы.

Миссис Холланд глубоко вздохнула, выдавила почти устрашающую улыбку и велела пригласить гостя. Женщины Холланд облегченно вздохнули и заметно оживились: тягостный разговор был прерван, и сейчас им предстояло совершить обычный воскресный ритуал, такой привычный и такой необременительный. И своего первого воскресного гостя они встретили столь радостными улыбками и громкими приветствиями, что тот даже растерялся.

Диана практически никогда не использовала пудру и румяна. Ей нравилось, когда чувства играли, расцвечивая кожу естественным румянцем. Сидя в своем уголке на шелковой подушке, она чувствовала, как горят ее щеки, и не могла скрыть радостного волнения. Всю эту ситуацию она считала весьма занятной. Ей до смерти хотелось, чтобы произошло что-нибудь очень важное, чтобы что-то перевернуло ее жизнь. И теперь, когда перед ее семьей замаячила перспектива бедности, может быть, она, Диана, сумеет наконец-то обрести что-то особенное. Начать жить настоящей жизнью. Мысли девушки лихорадочно скакали, она уже рисовала в своем воображении яркие безумные картины гордого и романтичного нищенского существования. Она не понимала, как остальные члены семьи Холланд могут вести себя так глупо, делая вид, что ничего не произошло. И притворяясь, что они по-прежнему так же богаты, как их воскресные гости. Сердце ее бешено колотилось, и ей ужасно хотелось прямо сейчас совершить какой-нибудь безумный, из ряда вон выходящий поступок.